Когда мы его находим, я озвучиваю это по радио, а мистика тут в том, что мое выступление слышит ее девяностолетняя тетка, к тому же глухая. И вот именно это она услышала. Ей потребовалось большое время, чтобы найти адрес племянницы в Днепропетровске. А у той там бизнес, парфюмерное производство. Она такая бизнес-леди. Родившегося сына назвала как отца — Павел. Еще дочка у нее. И внук. И вот они, в один день, когда до них дозвонилась эта тетка и сказала, мол, свяжитесь с ленинградскими поисковиками, они Пашу нашли, вот в тот момент раздался тот звонок, который я услышал по телефону: «Мы выезжаем». Они приехали действительно всей семьей. Брат, старший, она, внук Паша, внучка. И правнук, со школы сорванный специально, чтобы присутствовать. И я ее подвожу к этой яме, где мы его нашли. «Вот здесь», — говорю. Слезы: «Папа, я тебя нашла». Я на всякий случай отхожу подальше, где у нас уже водочка разлита. Не стали ее тревожить. И потом, уже когда она взяла себя в руки, подошла: «Ну, теперь расскажите, как все это было!» «Один Бог, — говорю, — знает, как все это было. По косвенным признакам могу сказать вам только одно. Видите, какая шикарная высотка? Налево позиции Красной армии, в низине. И узкоколейка. Грех здесь не развернуть батарею. А если посмотреть направо — немецкие позиции, укрепленные пункты, там тоже грех было не развернуть батарею. В итоге, поскольку немецкая батарея очень мешала нашим войскам, ее на штыках вынесли отсюда. Вот мы видим гильзы от орудий, которые были здесь с немцами. Но когда поднялись наши на горку — грех было и на ней не развернуть орудия, в том числе и минометы. Это уже немцам не понравилось, на штыках они вынесли наших отсюда. И за эту высотку периодически шла такая «дружеская» борьба. И вот в одном из боев, когда минометная батарея работала с этой высотки по немецким позициям, немцы стали контратаковать. Тут был и ваш папа — а с 41-го года это был очень опытный солдат, в 43-м году он уже прошел и госпиталя... А! И она привезла фотографии: те, что он успел с госпиталя прислать им, пока Майкоп не был оккупирован немцами. Они еще и под немцами с матерью пожили там.
Ну и мы вручаем стенд, с медальоном, с личными вещами, медаль. И она такая: теперь вези на могилу. Пока едем, говорит: «Я современный человек, я в мракобесие не верю, но в прошлом году до физического ощущение было, когда он во сне мне явился». «А когда, говорю, было-то?» — «Ну, не знаю, в сентябре, наверное, этот в школу уже пошел». А 27-го сентября отец Вячеслав как раз отпевал тех, кто с именами, поименно. Я хочу сказать, что тонкий мир — он существует. Мы можем как угодно относиться к религии, религия — опиум для народа. Но на уровне родственников мы так или иначе сталкиваемся с этой связью, связью с тонким миром. Вот, например, она физически ощутила присутствие человека, которого видела один раз в жизни. Он с ней так попрощался, все, он ушел, его отпели. Это очень похоже на истину.
Мы подъезжаем, она говорит: «Все, стоп!» А ведь могилы там каждые полгода появлялись братские. В среднем хоронили по 800 человек. И она такая: «Я сама». Говорю: «Ну, хорошо, хорошо». — «Вот это место». — «Да, говорю, верно». Ну и опять слезы, сопли. Мы опять пошли водку разливать. И уже оттуда едем, она: «Слушайте, я хочу помочь вашему отряду!» Говорю: «И как вы себе это представляете?» — «Ну, перевести какие-то средства!» — «Понимаете, если бы такое желание появилось у нашего правительства или у какого-то олигарха, который к этому отношения не имеет, я бы захлопал в ладоши и сказал: "Да-да, и побольше". Но вы являетесь потомком человека, который за наш город жизнь отдал. С вас взять пожертвование — это аморально. Поэтому извините». «Ладно, — говорит, — хотя бы нашу продукцию возьмете? Вот тут мы одеколон привезли». — «Ну, это, — говорю, — конечно, взятка...»
А теперь что касается памятника. Кладбищенские работники, как правило, сентиментальностью не отличаются. Об этом много пишут. И вот на следующий год эта дочка должна была приехать, мы к этому с Уткиным решили памятничек-то поставить. Благо есть фотография, на эмали мы ее сделали. Уткин заехал к кладбищенским работникам, говорит: «Слушайте, мне бы подобрать камушек под эту фотографию. Мы нашли солдата, у него дочка приезжает, все такое». Те говорят: «Ну, пошли». А у них там много готовых памятников стояло из гранита. Уткин выбрал памятник — и они на его глазах присверлили к этому памятнику табличку. Он говорит: «Сколько?» А те ответили: «Ты что, дурак, что ли, нисколько!» То есть еще одно такое вот чудо, которого от этой категории граждан обычно вообще ожидать нельзя. И вот так мы поставили точку в истории с Павлом Мартыновым. Единственное, я заезжал недавно на мемориал и с удивлением увидел, что памятник перенесли на какую-то совсем другую могилу. Но это я сейчас подниму вопрос, если не забуду. Факт в том, что дочка приехала, была очень тронута тем, что мы, как обещали, все сделали. Но это такой вот один из случаев.