Кстати, про обычаи. Когда отец Вячеслав начал свою деятельность, они так и назвали свой отряд — «Примирение». Один из их ребят, Барсуков Серега, находит там же, на Синявинском поле, солдата, казаха, и его флягу. Жаркий август, когда наступление шло, они проломили немецкую оборону, уже шли по немецким тылам. Те пытались сопротивляться, но все уж прибарахлились немецкими ложками-вилками, у каждого солдата было по два ремня немецких — была мода у фронтовиков из них звезду вырезать, чтобы показать, что были с немцами в ближайшем соприкосновении. Поэтому носили немецкие пряжки, только вместо свастики вырезали там звезду. И казах тоже такой боевой. Фляга у него была пустая, закупоренная резиновой пробкой, стеклянная. В ней воздух 42-го года. Медальон был, все прочиталось. Очень мало времени прошло: буквально экспресс-поиск. Находим его внука. Внук срывается и несется на машине из Казахстана. Такой веселый, энергичный: «Ребята, вы не поверите, мне дед в белых одеждах приснился. Сто процентов. У нас в белые одежды одевают, только когда хоронят. Охуеть, ребята, вы не поверите, что я сейчас чувствую. Деда забирать буду!» Тут уже приехало телевидение, снимают, все торжественно. Потом казах говорит: «Ну, мы закончили?» — «Да!» — «Тогда выключайте нахуй свои шарманки. Ребята, у меня полный багажник казахской водки, у вас такой не делают, она просто то, что надо. Колбаса, которую тут не найдете: наша, казахская. Пойдемте скорее, помянем!»
Ну и мы прям на этом поддоне, где он был сложен, боец, в анатомическом порядке... Киношники выключили свои видеокамеры. Казах достает водку. Я говорю: «Подожди». Беру из личных вещей флягу, говорю: «Смотри, в этой фляге воздух 42-го года. Последний, кто трогал ее своими губами, был твой дед. Первый, кто будет пить из этой фляги — будешь ты, его внук». Она была сверху-то помыта, а внутри ее чего мыть, она чистая. Открываю пробку, заливаю туда его прекрасную казахскую водку. Отливаю деду на кости немножко и даю ему. Он такой: «Сильно! Теперь в нашей семье будет правило! 9 мая будем вот эту флягу с водкой по кругу пускать!» Ну и он, значит, отпивает, следующему, киношнику, передает, я говорю: «Подожди-подожди, как по кругу пускать, вы же мусульмане отъявленные!» — «Что за хуйня, я советский офицер, коммунист, какой еще мусульманин. Ну да, сейчас все это насаждается, но я же не сумасшедший!» Ну и все нормально, посидели там душевненько. Упаковали ему его деда для захоронения на родине. Обычаи рождаются вот так. Как когда мы медали отправляем куда-нибудь на Дальний Восток, где их не видели. С останками — они получают еще и медаль в красивой рамочке, настоящую медаль. Это лишь один из примеров, про внука воина-казаха с дедом и новым обычаем, с его флягой. Это работа отряда «Примирение», Сергей Барсуков, он и нашел солдата, и довел его, так сказать, до конечной точки.
А у Карякина, отряд «Василеостровец», было по-другому. Мы копали с ним с вечера. Под высоковольткой находим окоп. Такая почва, где сукно шинельное сохраняется... Оно даже с землей не сцепляется, то есть с глиной. Ты вырезаешь квадратом, вынимаешь, а сукно, оно не грязное. Оно из-за влажности с глиной не схватилось. И ты так: раз квадратик, два квадратик, три — и у тебя вырисовывается воротник с петлицами, обшлаг шинели, все это. Ты его обкапываешь и видишь, что полностью солдат в шинели. Кости, конечно. Никаких кожных покровов нет, но шинели сохраняются чудесно. Аккуратненько начинаем сукно вынимать, дошли до гимнастерки, там в кармане медальон: «Попов». Чудесно все читается, прямо сразу. Ну, Попов и Попов, откуда-то там с севера. Начинаем пробивать: а он эвенк. Крещеные эти, знаешь, северные народы. Когда их крестили, им просто давали так фамилии: Попов. Кто крестил — тот и давал: Васильев, Петров. Все эти северные народы, эвенки, если крещеные, имеют фамилии тех, кто крестит.
Мы связались с их администрацией. Для них это такое, блин, событие — на родине похоронить по обычаям своего героя, солдата. Они моментально прилетают делегацией. Карякин отводит их на место, где его нашли. Там они устраивают танцы с бубнами шаманские. То есть их крести — не крести — все равно шаманские танцы будут. Потом, когда он передает им останки, достают целый литр какого-то шаманского зелья: то ли настойка на мухоморах, то ли еще что-то. Но спирт. В общем, все перепиваются. Они разжигают костер, вокруг него скачут с этими бубнами чуть ли не полночи. Такой вот был вариант поминок. У каждого представителя своего народа — все по-своему.