Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

В этих вновь и вновь открываемых личных боли и смерти — непрерывно просвечиваются лицемерная мемориальная фальшь, официозная историческая клюква, обыденная человеческая глупость и слабость. Жертва становится тем, что никак не отнимет у нее никакой океан, никакая пустыня. Жизнью. Жертва наших солдат дает жизнь нам лично и нашему народу. Вот еще один найден. Вот еще.

Вечная память.

ОТ РЕДАКТОРА

Что такое военный поиск, я узнал лет пятнадцать назад, когда попал на одну из многочисленных Вахт памяти (общее название масштабных поисковых мероприятий, которые проводятся ежегодно). Вахта проходила неподалеку от города Спас-Деменск Калужской области, в районе так называемых Гнездиловских высот. Про Великую Отечественную я знал много, но в основном из советских художественных книг. Описанное в них казалось давней историей: от войны остались только ветераны, которых я практически не встречал, и разношерстные памятники, которые часто можно увидеть из окна автобуса. За неделю, проведенную на Гнездиловских высотах, я сделал для себя много открытий. Сначала я увидел груды разнообразного металла, боеприпасов, которые были разбросаны повсюду; уже на второй день выяснилось, что вокруг мемориала, установленного на высоте, лежат солдаты — те самые, которым поставлен этот памятник, и более того, те самые, чьи имена на этом мемориале значатся в числе захороненных во время войны. Солдаты лежали в воронках, в окопах, сваленные в блиндажи, они могли быть буквально где угодно. Вместе с ними в тех же ямах часто лежали их вещи и оружие.

Вахта памяти — это несколько палаточных лагерей. Каждое утро из них выходили десятки людей в камуфляже — как правило, старшеклассники под руководством взрослого. Они разбредались по высоте, приступали к поиску и пропадали на весь день. Вечером к одному месту стаскивались горы железа: каски, гильзы, металлические ящики, инструменты. Отдельно, за лагерем, была огорожена выстланная лапником площадка с табличкой «Место сбора останков», там стояли мешки с костями и черепами.

День на третий или на четвертый я нашел сам. Впервые в жизни взял в руки металлоискатель, отошел с ним от лагеря всего на несколько метров и начал копать сразу же после того, как аппарат загудел. Сигнал был слабый, любой опытный поисковик, скорее всего, решил бы, что это какой-то мелкий осколок или гильза. Но мне повезло. На глубине двадцати-тридцати сантиметров лежал ржавый немецкий противогазный бак (металлический цилиндр, который болтается у немцев сбоку на поясе в военных фильмах). Я потянул за этот бак — дальше вылез ремень, а потом кость. Следующие два дня на этом месте работал отряд, с которым я приехал. Всего из одной ямы достали останки примерно десятка советских солдат и двух или трех немцев. Установить точное их количество не удалось, так как все скелеты были перемешаны, многие кости сильно повреждены, черепа расколоты. Кости немцев по мере возможности отделили от остальных, сложили в мешок и захоронили в двух метрах от раскопа, поставили небольшой крест — примотали скотчем одну палку к другой. Я приезжал туда спустя десять лет: крест стоял по-прежнему. У немцев были смертные медальоны, но сообщал ли кто-нибудь о том, что их нашли, в Германию, я не знаю. На советских солдатах не было практически ничего — несколько пуговиц, несколько патронов, и установить, кто они, возможности не было.

За время раскопок я познакомился с людьми, которые занимаются этим постоянно, — с так называемыми поисковиками. Среди них многие были коллекционерами и приезжали в первую очередь для того, чтобы найти и обзавестись предметами военного быта или просто на них посмотреть. Были люди, которые рассказывали, что занимаются поиском исключительно из патриотизма. Были военные, которые считали поиск своим долгом. Но все равно было очевидно, что для подавляющего большинства поиск — это или работа, или развлечение, своеобразное хобби. По окончании вахты все они возвращались к обычной жизни — до следующей весны. Но один поисковик отличался от остальных: казалось, что он относится к этому делу крайне серьезно, даже болезненно. Его зовут Владимир Донатович Богомолов. Как я узнал позже, именно он организовал ту Вахту памяти, в которой я принял участие.

Мне хватило недели на раскопках, чтобы понять, что я столкнулся с чем-то очень масштабным и очень страшным. Далекая война из текстов Василя Быкова вдруг оказалась не просто близкой, а буквально разбросанной под ногами. То, что до этого мало кому есть дело, поражало меня тогда и поражает до сих пор. Мне захотелось как-то обо всем этом рассказать. Рассказать, что погибшие во время войны так и лежат на том месте, где их убили, в той же самой позе, а рядом с ними нередко есть вещи или документы, в которых указано, кто они и откуда.