Полтора года назад я вспомнил в очередной раз про Владимира Донатовича, нашел его аккаунт в социальной сети и напросился в гости: изначально хотел просто посоветоваться, придумать с его помощью, как можно рассказать про поиск, но в результате мы сели и записали огромное интервью. Это интервью, по сути, и определило формат книги, стало ее началом (см. главу «Донатыч»). Я понял, что людей, одержимых войной и поиском, очень много еще с советских времен. Благодаря журналистке Елене Рачевой (Лена, спасибо!) мне удалось познакомиться с поисковой династией Лишиных, а через них — с новгородскими, ржевскими, казанскими поисковиками. С теми, кто показался мне наиболее интересным, удалось записать подробные интервью о том, как они работали, кого и что нашли, что думают о судьбе поиска сегодня.
Я вряд ли смог бы заниматься этой темой как исследователь — систематизировать материал, подсчитывать данные и, главное, делать выводы. У меня не было задачи ответить на конкретные вопросы или решить конкретные проблемы.
Все, чего мне хотелось, — зафиксировать опыт и память тех людей, которые посвятили себя поиску, чтобы их истории читатель узнал со слов рассказчиков, тех, кто помнит точное количество погибших в конкретном окопе или воронке, кто помнит имена, отчества и фамилии найденных двадцать лет назад. К обобщениям я не стремился, наоборот, мне кажется важным максимально индивидуализировать всех героев, сюжеты и любые детали и частности, потому что жертвы войны — это не статистика, а конкретные люди, убитые в конкретных местах. Разлетевшиеся по всей стране осколки священной войны сами становятся священными, а их поиск — своего рода коммеморативным ритуалом, и этот живой опыт наших современников, которые отдали годы жизни заботе о мертвых (причем каждый занимается этим по-своему, ищет собственные пути и методы — готовых рецептов не существует), важен и ценен сам по себе.
Возможно, не все помнят, что «Смерти нет!» — название сборника рассказов Андрея Платонова, посвященных Великой Отечественной войне. Мне показалось уместным его позаимствовать (правда, у Платонова есть восклицательный знак, от которого я решил отказаться). Думаю, этот заголовок хорошо оттеняет ту информационную кому, в которой оказались — кто-то надолго, а кто-то навсегда — сотни тысяч советских солдат. Забытые и безымянные, они продолжают медленно врастать в землю и растворяться в ней.
Приношу извинения всем, кто по разным причинам не попал в эту книгу: до некоторых важных собеседников я не смог добраться, хотя очень хотел, про многих я просто не знал и не знаю до сих пор. Вообще могла бы получиться совсем другая книга, если бы сбором воспоминаний я занялся лет на десять раньше: очень многих ветеранов поискового движения сегодня просто нет в живых, и с каждым годом их становится все меньше и меньше.
Часть 1. Донатыч
*
ВЛАДИМИР БОГОМОЛОВ
Во-первых, хочу тебе сразу сказать, я никакой не особенный человек. Таких, как я, тысячи. Я ничего особенного не сделал, я не герой, ничего. Лучше меня уж точно есть. В интернете можешь найти, был такой Романов, специалист по самолетам, он умер недавно. Вот это были люди. Которые на двенадцатиметровую глубину прыгали в воду, чтобы достать очередного летчика. Мы-то верховых собираем, мы туристы.
Я боюсь соврать. Любому человеку плохое захочется скрыть, а хорошее показать. Не знаю, почему так.
Меня очень много использовали. Вот это то самое, что мне под старость обидно. Был у меня отряд «Ополченец», а потом здоровье прихватило, думал, сам не выдержу, передал его молодым. Вроде показалось, нормальные ребята, а потом оказалось — «значкисты»[1]. Евгений Евгеньевич, который **88, совсем еще молодой. Он у меня отряд забрал. Точнее, я ему его подарил. И он теперь фильмы снимает: смакует, как нашли немецкую бутылочку какую-то, музыка немецкая играет. Я ему говорю: «Не ставь ты хоть это 88, ты что, не знаешь, что это такое?»
Я ему отдал командирство, когда думал, что скоро умру. Нет, он фильм-то один хороший создал, про наш отряд, как все было, очень хороший. 2011 года. Песня Высоцкого там идет. А потом начались эти немецкие марши, а самое главное — они стали собирать значки. Понимаешь? Значки, «Вернисаж»[2], в немецкой форме ходили. Я ему говорю: «На захоронение не приди в таком виде!»