Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Мы сейчас пытаемся приплести сюда патриотизм в таком искривленном виде — ну, в моем понимании искривленном, — пытаемся на тупиковой теме создать что-то. Как будто взяли святые мощи и ходим по стране с ними, как-то пытаемся их оживить. Это не созидательная история, это история тупиковая. Если бы моя воля была, то я бы не заставлял детей туда лезть, в эту яму с убитыми. Там пускай профессионалы работают, такие как я, Савельев, Орлов, которые уже в жизни все видели, и уже для них это не страшно, а дети пускай сверху стоят и смотрят. Главное, что те, кто работает в яме, должны говорить, что происходит и что они делают. И почему эти люди лежат в яме. Мы в том году под Питером поднимали 395 человек. Причем это не захоронение, а немцы скинули. История этого боя: наши прорвались, заняли немецкие траншеи, и немцы их отрезали. Перебили — и в яму. Зимой дело было, они в одежде, валенки там же... И вот мы эту яму вскрыли, ровно ее зачистили, они в ней лежат абы как накиданные, и мы привезли подростков — у меня в лагере было человек пятьдесят, — и сверху я их поставил и сказал: «Смотрите, вот так выглядит война. Многие могут счесть меня сумасшедшим, но я хочу, чтобы вы посмотрели в эти глаза и чтобы они вам снились. Когда украсть захочешь или обмануть кого-то... Вот твой сверстник лежит». У многих слезы потекли... И я считаю, что этого достаточно. Не надо туда лезть. Ковырять эти кости им не надо. Постоять сверху, посмотреть — ну, наверное, достаточно. А вот если из этих пятидесяти ко мне еще раз придут двое и скажут: «Сергей Александрович, возьмите еще, мы хотим», — вот эти, возможно, пойдут до конца. Ведь те, кто начинал в 80-90-е — не все же пошли до конца, но те, кто пошел, идут всю жизнь. А было-то изначально в первую вахту три тысячи человек, одна, вторая, третья, — где все эти люди? Понятное дело, отсеялись. Те, кто остался, — делают профессионально. А мы сейчас пытаемся все туда запихать.

Наверное, я просто стал понимать, что глобально ничего не сделаю. То есть я не смогу ничего исправить. Не то что руки опустил — я понимаю, что сама система создана так, что она не хочет, чтобы что-то менялось. Потому что поменять и сделать... Ни для кого не секрет, сколько выделяется средств для поисковой работы из бюджетов области, государства, — это десятки миллионов, может быть, даже сотни, если все регионы посчитать. Если государство хочет, чтобы мы работу выполняли качественно, мы создаем в каждом регионе группу в десять человек, которая получает зарплату, у которой есть руководитель, и работает она круглый год. И говорим им: так, мужики, на этот месяц вот вам участок. Вы должны отработать его целиком, если у вас не будет сил это поднять — мы вам волонтеров даем.

Эти люди подписывают документы, несут ответственность и отвечают за то, что они делают. Мы с вами потратили меньше денег, чем выделяется общественникам, правильно? Но делать это будут профессионалы, которые будут за это отвечать. И мы будем понимать, что в Новгородской области эти люди будут делать работу еще тридцать лет. Или сорок. Или пятьдесят. Мы говорим о солдатах, это будет делаться для них: поднял Иванова, написал письмо в военкомат, похоронил, добился, чтобы его сняли с учета... Итог работы этой группы лиц — что Иванов не без вести пропал, а погиб там-то. Рядового Иванова нашли и где-то похоронили.

Есть дела, для которых не обязательно копать. Посмотрите, сколько разрушенных памятников. Бери детей и иди восстанавливать памятники, расскажи им, кто здесь похоронен, пускай палатки поставят, научи их костер жечь, проведи по местам, где эти воронки... Им же необязательно лезть туда, в эти кости. Делаете доброе дело, ремонтируете памятники. Опять же, сколько это стоит по деньгам? Вот мы сейчас ездили, возили пацанов... В 2015 году поисковый батальон находит воинское захоронение неучтенное, необозначенное, — яму, короче, с убитыми в районе Черной Речки здесь, на Синявино. Они эксгумируют, начинается вой, что это полковое кладбище, — ну там они действительно находят медальон, появляется список погибших. А место труднодоступное, не добраться, там на «Урале» надо ехать. «Все, закопайте, не смейте трогать!» Они не хотят ругаться, закапывают останки обратно, создают паспорт захоронения, ставят памятник, на какой сил хватило, или денег, или ума, — из жести сварили фигню с надписью «Вечная слава героям!» и воткнули. А там 75 имен. И те, кто орал, — поисковики питерские, — мол, положите, мы будем ухаживать, — хоть один приехал туда, поухаживал? Нет. Я не сторонник того, чтобы идти, искать захоронения и специально переволакивать. Но когда вы уже залезли, вы уже установили этих людей, — несите их на кладбище, похороните там. А сейчас в итоге есть этот памятник, никому не нужный, неухоженный, вдалеке от людей, вряд ли кто-то когда-то туда придет.