Смертию смерть поправ

Да, это так.

И Маленький у себя в закоулках плакал, потому что любил своего прадеда Урию, и думал, что ему было бы веселее там, В МИРЕ ИНОМ, если бы обрезал его весельчак дед, если бы попил из маленькой пипки крови себе на сны. Я бы отдал тебе ее всю, но ты вот не дождался моего прихода, а я и поцеловать тебя не могу, не пускают меня стенки дома Марии, внучки твоей и моей матери; и еще я плачу оттого, что как ни хвастал Хаи, что придет тебя навестить и подвезти, он не сможет этого сделать, потому что позвал его в себя крик из России, он сейчас болеет человеком в сумасшедшем доме на Оке, и только стругает кресты, много-много крестов, там и мой высокий стоит, дедушка, а тебе идти придется пешком, а тебя спеленали туго, как пойдешь ты и как дойдешь? Где, когда и зачем упадешь?

Да, это так.

Подожди, полежи немного, я сейчас, ЗДЕСЬ я могу еще вылезти из своей конуры, как и ты вылез из другой своей, подожди, сейчас я тебя освобожу, сейчас, ДЕДУШКА, вот только пусть мать моя немного забудется, и я уползу в самый дальний ее угол, и там приду к тебе, а она будет думать, что я притих себе где-то, что играю с ней в ее прятки, дедушка, она очень смешная и очень славная, твоя маленькая девочка Мария. Маленький молился так у себя внутри, в царствии своем, где он царь и владыка, и тихо двигался к выходу, и притих там, и Мария счастливо уснула у ног своего деда. И тогда Маленький распеленал старика Урию, и старик потянулся до хруста, и обещал, что по снам будет приходить в ночи Маленького, когда его скрутят пеленками тоже, и будет раскрывать его тоже, чтобы Маленький мог побегать по своим тропам свободно, а не лежать кульком в тряпках, чтобы, видишь ли, вырасти стройным.

Да, это так.

Ух ты, ух ты, какой ты малый славный, ух ты, ух ты, маленький мой стручок! Ишь какие крепкие ручки, ишь как рвут они славно узлы мои, ишь ты, ишь ты, моя травинка, ну-ка открой мне глаза, чтобы я смог тебя рассмотреть хорошенько, РАСПЕЛЕНАЙ мне глаза, внучек, чтобы мне прикоснуться к тебе совсем. Э, какой ты смешной, червячок мой, змейка моя смешная, ой, не трогай меня так часто, а то я УМРУ со смеха! Ну-ка, ну-ка, похлопай в ладошки, а я покажу тебе танец, самый славный и самый печальный, неподвижный самый из всех, ты стучи, ты стучи ладонью, из пеленок я сделаю платье, и прикроюсь, прикроюсь стыдливо, завлеку тебя, малышня; ты стучи мне, стучи ладонью, чтобы ноги мои открылись, чтобы ноги мои побежали на Оку, где старик Хаи, чтобы ноги бежать не устали, чтобы ноги сказать не устали, что мы знаем о деле его. Ты стучи, ты стучи мне танец, ты стучи мне веселую пляску, бейся в руки себе, в ладони, ты сейчас ковыряй в них дырки, в нашем танце сверли в них дырки, чтобы не было больно потом, чтоб ПОТОМ они просто раскрылись, просто вспомнили и открылись, пляску вспомнили, ты стучи. Не жалей, не жалей ладони, мы с тобой уже близко к цели, вот Ока течет, высока-Ока, и вот дом стоит, где Фома, где Фома сидит, и Хаи сидит, и где крест твой стоит у ворот. Ты стучи мне в ладони, стучи, ты на плечи мне в пляске лезь, ты примерься, малыш, примерься, ты раскинь свои руки в крест. Ты стучи мне, стучи, малыш, ты запомни дерево это, и размеры его запомни, ведь тебе в нем висеть, не мне, ты его осмотри хорошенько, ты советы им сделай всем, что и как, почему и зачем, пусть Хаи тебя тоже посмотрит, пусть узнает он ТОЖЕ ПЕЛЕНКИ: был отравлен он мамой твоей, потому ей готовит подарок, крест для сына готовит ей, пусть узнает Хаи тревогу, пусть мольбы свои вспомнит во снах, пусть узнает закон справедливый, что ты просишь, на сколько просишь, все получишь, но вместе с платой, что просил, тем и будешь платить, ты просил во снах избавления, ты просил у Марии прощения, ты просил у Марии смерти, и она тебе отдала, так и ты отдашь ей тоже, смерть ее ты отдашь, Хаи, смерть ее и процентов немного, сыну крест приготовь, Хаи.

Да, конечно, уж это так.