Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Возникавшая однополая привязанность между девочками, несмотря на страстные проявления, имела платонический характер. Ни в одном из описанных «обожаний» не удалось встретить намека на конкретные эротические желания. Это, конечно, не означает, что девочки не переживали состояния возбуждения. Однако в абсолютном большинстве случаев эти позывы имели бессознательный характер, они не догадывались о том, что с ними происходит. Апофеозом телесных отношений становился поцелуй. Весь смысл «обожания» состоял в преклонении перед личностью подруги. Основное содержание «обожательского союза» выражалось в совместной деятельности: беседах, размышлениях, изучении учебных предметов, переписке, душевных разговорах, поддержке друг друга. Петербургский врач Борис Ильич Бентовин отмечал особый «идеальный» характер институтского обожания. В своей научной работе, посвященной столичным борделям и их обитательницам, он достаточно смело сравнивал лесбийские отношения между проститутками с феноменом обожательства гимназисток: «Среди проституток очень распространено обожание подруг. Это в своей основе то же самое явление, которое замечается в женских гимназиях… Но чаще на фоне развращающей обстановки это идеальное чувство принимает затем характер лесбиянства»[1051]. Врач условно разграничил данные явления. Если обожательство в его представлении – это «идеальное чувство», то однополые связи между проститутками, подразумевающие плотские отношения, – девиация. Выше я приводила отрывок из девичьего дневника, где автор описывала, как осуществлялся выбор между «старшими» и «младшими» в женских гимназиях. Практически о том же писал врач, характеризуя отношения в публичных домах: «Так, обычно очень юные, только начинающие свою деятельность проститутки влюбляются в более солидных и опытных подруг, поселяясь вместе… Старшая посвящает младшую во все особенности и уловки промысла, а в критическую минуту оказывает ей серьезную, энергичную поддержку… Так живут и обожающая с обожаемой, как бы дополняя друг друга и принося друг другу известные выгоды»[1052]. Свидетельства, приводимые Б. И. Бентовиным, – яркое доказательство схожести в проявлении однополых влечений как в институтском пространстве, так и в условиях борделя.

Девичье «обожание» по сути своей приближалось к образцу высокой любви между женщинами, воспетой еще древнегреческой поэтессой Сапфо. Лирические героини «десятой музы» много говорят о сильных чувствах к представительницам своего пола, однако избегают описания откровенных половых контактов. Если ориентироваться на исследователей античной цивилизации, то романтические связи между девушками, входившими в «дом служительниц муз» Сапфо, имели много схожих черт с рассматриваемым «обожательством» институток и гимназисток в России. Андре Боннар в известной работе «История греческой цивилизации», Ганс Лихт в книге «Сексуальная жизнь в Древней Греции» отношения между ученицами лесбосской поэтессы называли «горячей дружбой»[1053]. Младшие девушки из школы («музея») Сапфо адресовали свои чувства к старшим, а те отвечали им взаимностью и помогали в изучении наук и искусств[1054]. В стихах поэтессы к ученицам также прослеживается сходство с текстами писем гимназисток дореволюционной России, в которых они излагали свои чувства (употребляли одинаковые сравнения и обороты в отношении возлюбленных; выражали восхищение внешней красотой, походкой; признавались в желании быть рядом; описывали волнение, охватывавшее при лицезрении объекта любви, чувство ревности; жаловались на тяжесть выбора спутницы).

Следует заметить и еще одну особенность – спокойное отношение общества к подобным проявлениям детской сексуальности. Лесбийские отношения учениц или намеки на них не вызывали осуждения окружающих. Сложно представить, что учительницы, наставницы, сами вышедшие из закрытых или полузакрытых учебных заведений, не догадывались о существовании подобных взаимоотношений между их подопечными. Кроме того, нужно учитывать и то, что произведения и автобиографии Л. Чарской, Н. Лухмановой, А. Вербицкой, в которых они описывали практики «обожания» учениц, были рассчитаны на массового читателя, среди которых большая часть – дети и подростки. Е. Н. Водовозова сообщала, что институтки охотно делились со своими родителями о том, кого они «обожают», «сколько раз в неделю» им удалось встретить «обожаемый предмет»[1055]. Она добавляла, что классные дамы никогда не наказывали их за сам факт «обожания», а только за нарушение дисциплины. Женщины-авторы без тени смущения повествовали об интимных отношениях между девочками, очевидно, не видя в этом ничего предосудительного. Основная причина состояла как раз-таки в отсутствии сексуального (плотского) подтекста в этих отношениях.