Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Л. Фадерман, изучавшая феномен однополой женской влюбленности в истории, пришла к выводу, что только в наши дни общество стало видеть иной подтекст в романтической дружбе между женщинами. Она полагала, что в традиционных обществах женщины воспринимались как существа асексуальные, а значит, и отношения между ними, даже самые близкие, являлись проявлением их духовности и чувствительности. С эмансипацией женщин в конце XIX века, по мнению исследовательницы, социальная терпимость к однополой влюбленности закончилась. Мужчины стали видеть в этих отношениях подрыв традиционных представлений о женской сексуальности, поэтому в данный период на Западе лесбийские связи стали рассматриваться как патология и опасное социальное явление[1056]. В России в начале XX века российское общество продолжало спокойно смотреть на однополую влюбленность публичных женщин, в то время как гомоэротические связи мужчин жестоко осуждались. Лесбийские отношения, распространенные в среде эпатажных представительниц Серебряного века, фактически были легализованы в дореволюционные годы. М. И. Цветаева воспевала однополую любовь, считая ее наиболее возвышенной и одухотворенной[1057]. Однополые связи были характерны не только для творческого бомонда. С либерализацией страны, раскрепощением общества в сексуальной сфере все чаще они встречались среди обычных горожанок[1058]. Женская бисексуальность не подвергалась критике, очевидно, по той причине, что ее не причисляли к разряду перверсий.

Если говорить о девочках-подростках, то однополая привязанность среди них была непродолжительной. Достигая рубежа полового созревания, их интерес к представительницам своего пола исчезал, а реверсии, как правило, не происходило. Чем объяснялся этот характер поведения?

М. И. Цветаева, очевидно пережившая подобные чувства, раскрывала свое видение этого противоречивого поведения женщин в «Письме к Амазонке». Она искренне считала, что достаточно часто («нормальный, естественный и жизненный случай») девушка «боится мужчины», поэтому изначально идет к женщине. Но, так же как и большинство девушек того времени, она понимала, что всей душой хочет быть матерью, мечтает о ребенке («женском хлебе насущном»). Ей принадлежат строки «Как хотелось бы иметь ребенка – но не от мужчины! Как хотелось бы ребенка – но только моего!»[1059] Она полагала, что единственным досадным недоразумением лесбийских отношений является зов природы – инстинкт материнства, который в конечном счете приводил к разрыву влюбленных. М. Цветаева писала: «Ребенок: единственная уязвимость, рушащая все дело. Единственное, что спасает дело мужчины. И человечества»[1060]. В итоге желание породить на свет новое существо, по мнению русской поэтессы, толкало юную женщину в объятия к своему «врагу» – мужчине[1061].

С помощью «сердечных подруг» девочки, в отсутствие представителей противоположного пола, обретали собственную гендерную идентичность, бессознательно развивая свою сексуальность и чувственность. К. Хорни полагала, что гомосексуальные влечения у девочек могут быть как сознательными, так и неосознанными[1062]. Изучение обожательских отношений между девочками-подростками во второй половине XIX – начале XX века в России убедительно доказывает, что по большей части они носили бессознательный характер, то есть их участницы не чувствовали сексуального подтекста в своей дружбе. Обожательские отношения исчерпывались к шестнадцати-восемнадцати годам. Для будущего самоутверждения нужен был другой объект, более недоступный и более непонятный. Представительницы своего пола мало подходили на эту роль, так как становились неинтересными для преклонения. В дальнейшем только Другой в лице непонятного и недосягаемого мужчины мог занять это место, так как его образ обещал более захватывающие, страстные отношения. К тому же в обществе, где доминировал мужчина, потребность в самоутверждении через мужское признание была особенно актуальной. З. Фрейд считал такое поведение вполне естественным. Он отмечал, что влечение, возникающее к представителям своего же пола в период до полового созревания, как правило, совершенно исчезает в дальнейшей половой жизни, «составляя отдельный эпизод на пути нормального развития»[1063]. Впоследствии девочки, так страстно описывавшие отношения с подругами, имели связи исключительно гетеросексуального характера. Изучение их биографий свидетельствует в пользу отсутствия бисексуального поведения в будущем.

Девичьи представления о супружестве, семейной жизни и материнстве