Аяксом и Одиссеем об оружии Ахилла50. Речи Большого Аякса в этом
состязании красноречия выглядят весьма убедительно не только в силу
весомости приводимых аргументов, но и благодаря форме их подачи
(Q. Smyrn. V, 181–316). Отдельные исследователи говорят даже о безого-
ворочной победе сына Теламона, что является заведомым преувеличе-
нием, учитывая вердикт троянских пленников и последующую судьбу
изготовленных Гефестом доспехов, которые Аякс требовал для себя, тогда как Одиссей отдал наследнику Пелида, чьё присутствие под сте-
нами Трои стало ключевым для судьбы всей осады.
Данный пример служит наглядной демонстрацией того, что после-
довательное сохранение Квинтом возвышенно героического облика ос-
новных героев троянского эпоса не только не ведет к ослаблению
ключевых коллизий, но придает силы и убедительности каждой из сто-
рон конфликта, повышая драматический эффект любого описываемого
столкновения. Поэме «После Гомера» в высшей степени свойственно
акцентирование на выдающихся чертах каждого попадающего в фокус
повествования персонажа, будь то искусство речи или подвиги на поле
битвы. С одной стороны, это очевидная дань традиционному эпосу с
его периодическим сосредоточением на индивидуальной арете кон-
кретного героя, когда даже второстепенный участник событий на то
время, что он остается в их центре, воспринимается как сосредоточение
всех героических добродетелей, возвышаясь над своим окружением и
оставаясь (до известного момента) непобедимым, как Подалирий или
Деифоб в нашем случае (Q. Smyrn. VI, 455–468; IX, 80–179). С другой —
образец софистического умения делать сильной любую отстаиваемую
позицию.
Таким образом, говорить об «упрощённой» трактовке действующих
лиц троянского эпоса вследствие их идеализации Квинтом не прихо-
дится. Напротив, психологический облик персонажей зачастую раскры-
50 James, Alan W. & Lee, Kevin H., 2000, 16
Квинт Смирнский ПОСЛЕ ГОМЕРА
28
вается в поэме полнее, чем где бы то ни было в предшествующей тра-
диции. И это, несмотря на всю сложность решаемой автором задачи: со-
хранить без искажений привычные образы героев Гомера и
одновременно показать их внутренний мир всеми литературными сред-
ствами Второй Софистики. Одним из приемов, помогающих ему при-
близиться к цели, является детальная проработка внешних проявлений
того или иного психического состояния. Убедительные как в физиоло-
гическом, так и в психологическом плане описания душевного смятения
Приама при появлении Пенфесилеи (Q. Smyrn. I, 76–82), безумия Аякса
(Q. Smyrn. V, 322–329) и других подобных ситуаций заставляют исследо-
вателей говорить о специальном интересе Квинта к медицинским темам
и его несомненной компетентности в такого рода вопросах51. Вершиной
достигнутого в этой области можно считать эффектную картину сле-
поты Лаокоонта — «унылые страшилки», по словам предвзято относя-
щихся к нашему автору новоевропейских критиков (Q. Smyrn. XII, 399–415). Антитеза слепоты/зрячести пытающегося предотвратить гря-
дущую гибель города жреца и зрячей слепоты упивающихся вином и
«победой» троянцев превращается в яркий символ, доводящий до пре-
дела эмоциональное напряжение от ожидания неизбежного падения
Трои (Q. Smyrn. XIII, 10–13).
Исследователи поэмы «После Гомера» за редким исключением счи-
тают хорошим тоном игнорировать стоявшие перед её сочинителем
композиционные трудности. Благодаря Аристотелю, выстроенная вокруг
частной коллизии, полная драматизма фабула «Илиады» провозглаша-
ется эталоном, в соответствии с которым должно строиться любое поэ-
тическое произведение (Arist. Poet. VIII). При этом к эпосу очевидным
образом применяются критерии, заимствованные из драматургии, а
именно — требование единства действия, что вступает в противоречие
с задачами и целями самой эпической поэзии, стремящейся представить
героическое прошлое в гармонической полноте и единстве. Не слу-
чайно даже посвященная гневу Ахилла «Илиада» в значительной сте-
пени состоит из «дополнительных», «необязательных» эпизодов,
которые сверхкритично настроенные учёные упорно считают поздней-
шими вставками, и именно благодаря этим не связанным с центральной
51 James, Alan W., 2007, 156; James, Alan W. & Lee, Kevin H., 2000, 13.
Квинт Смирнский и его продолжение гомеровского эпоса
29
темой элементам остается непревзойдённым художественным отраже-
нием «века героев». Весь последующий авторский эпос с большим или
меньшим успехом решал ту же задачу выстраивания традиционного ма-
териала вокруг остродраматической фабулы.
У поэта из Смирны задача была ещё сложнее, чем у большинства со-
братьев по перу. Ведь главное назначение его труда состояло в том, чтобы дать связное изложение событий Троянской войны с момента
окончания «Илиады»: только в качестве литературного моста между
двумя гомеровскими поэмами новый эпос мог занять собственное место
среди предшествовавших эпических произведений классической древ-
ности, а со временем — полностью вытеснить некоторые из них. Од-
нако хронологически следующие за «Илиадой» предания троянского
цикла представляют собой набор малосвязанных между собой или свя-