занных лишь формально сюжетных линий и эпизодов, частично легших
в основу отдельных киклических поэм. В подобной ситуации создание
единой фабулы было крайне трудноосуществимым делом, и Квинту
пришлось искать свой собственный способ выстраивания композиции.
Уже неоднократно обращалось внимание на то, что многие части
поэмы образуют своего рода симметрию с более ранними событиями
троянской эпопеи — как упоминаемыми в «Илиаде», так и предшествую-
щими гневу Ахилла. Наиболее показательной в данном отношении яв-
ляется роль Неоптолема, столь основательно заменившего собой
родителя в качестве главного бича троянцев, что на его фоне практи-
чески не видны остальные, даже самые знаменитые, герои52. Пока буду-
щий победитель Эврипила отсутствует, ахейцы проигрывают сражения, а недруг штурмует стены их лагеря, как было во время уклонения
Ахилла от битвы (Q. Smyrn. VI, 644; VII, 142–150). Прибыв же под Трою, наследник Пелида побеждает в поединке нового предводителя врагов
и вновь запирает троянцев за стенами их города (Q. Smyrn. VIII, 210–216; 365–369). Схема последующего столкновения Неоптолема с Деифобом
и спасения троянского царевича Аполлоном строится по образцу
схватки Ахилла с Энеем в «Илиаде» (Q. Smyrn. IX, 253–263; Hom. Il. XX; 290-325). Аналогичным образом возвращение Филоктета является как
бы зеркальным отражением оставления его на Лемносе ахейцами
52 Boyten, Bellini, 2007, 309.
Квинт Смирнский ПОСЛЕ ГОМЕРА
30
(Q. Smyrn. IX, 480–485; Hom. Il. II, 721–726). Смерть Париса и Эноны сим-
метрична забвению Александром первой супруги ради Елены (Q. Smyrn.
X, 458-476; Apollod. Epit. III, 12, 6), перечень укрывшихся в деревянном коне
героев — смотру войска Агамемноном в начале «Илиады» (Q. Smyrn. XII, 314–344; Hom. Il. II, 494–760), приношение Поликсены в жертву Ахиллу
после взятия Трои — жертвоприношению Ифигении в Авлиде перед от-
плытием ахейцев (Q. Smyrn. XIV, 304–315; Apollod. Epit. III, 22). Подавляю-
щее большинство других значимых эпизодов также вписывается в эту
схему, и в результате произведение Квинта может рассматриваться как
художественно составленное подведение итогов основных мифологи-
ческих сюжетов, связанных с Троянской войной.
Однако наш автор при своей достаточно явной симпатии к стои-
цизму не был бы собой, если бы не постарался выстроить структуру по-
вествования таким образом, чтобы она способствовала воплощению его
этических принципов. Поэтому ключевым элементом композиции поэмы
становится оскорбление, нанесённое Афине Аяксом Оилидом при взя-
тии Трои, и последующая гибель ахейского флота в насланной богиней
буре. Для победителей катастрофа у Каферейских скал стала такой же
коллективной расплатой за преступление одного из вождей воинства, какую принесла с собой гибель Илиона наказанным за грех Париса тро-
янцам53. Это наиболее важная симметрия для всего цикла троянских ле-
генд, позволяющая поэту дать конечную этическую оценку событий, описанных предшественниками, и превращающая его сочинение в крае-
угольный камень эпической традиции о Троянской войне, по крайней
мере, с точки зрения стоиков. Учреждённый Квинтом морально-этиче-
ский трибунал не ограничивается приговором участникам осады
Илиона: в поле его зрения лежит весь мир богов и людей. Неслучайно
обличение грехов рода человеческого Афиной, добивающейся разре-
шения Зевса наказать ахейцев, столь напоминает описание «железного
века» у Гесиода (Q. Smyrn. XIV, 428–433; Hesiod. Op. 190–194; см. также: Carvounis, Aikaterini, 2007, 246). В заключительной части поэмы подво-
дится итог не только Троянской войне, но всему «веку героев», давшему
эпической поэзии её основные сюжеты: скоро люди этого поколения
исчезнут с земли, после чего те же преступления в отношении боже-
53 James, Alan W., 2004, intr. xxxi; James, Alan W., 2005, 370
Квинт Смирнский и его продолжение гомеровского эпоса
31
ственных законов станут совершать пришедшие им на смену современ-
ники Гесиода и самого Квинта.
Таким образом, из всей совокупности троянских преданий автор
поэмы «После Гомера» последовательно выделяет те, которые способ-
ствуют реализации его художественного замысла. Но это не значит, что
все остальные сюжеты просто игнорируются. Поэт из Смирны обладает
несомненным талантом, используя минимум средств — искусно впле-
тенные в основную ткань текста воспоминания, аллюзии, сравнения и
пророчества, добиваться впечатления исключительной полноты воскре-
шаемого им мира героических легенд. В отдельных случаях формально
посторонние для троянской темы сюжеты ложатся в основу своего рода
малых поэм, подобно описанию щита Эврипила, с которым он выходит
на битву против ахейцев: внук Геракла несёт на щите изображение всех
двенадцати подвигов (Q. Smyrn. VI, 198–293). Принадлежавший Антею
диск для метания даёт повод коснуться соответствующего мифа (Q.
Smyrn. IV, 445–451) и точно так же поэт находит возможность «вспомнить»
о разрушении Трои Гераклом (Q. Smyrn. I, 502–505), истории Тития и
Лето (Q. Smyrn. III, 392–398), свадьбе Пелея (Q. Smyrn. IV, 131–143), по-
единке Ахилла с Телефом (Q. Smyrn. IV, 171–177), состязании Пелопса и