Smirnskiy_Posle_Gomera

шихся заимствований, всевозможных «азианских» украшательств и про-

сторечных выражений под знаменем возвращения к традициям

аттического красноречия классической эпохи. Однако сегодня боль-

шинство специалистов трактует данный феномен значительно шире, как общую культурно-политическую стратегию образованной греческой

элиты в условиях римского господства, позволявшую ей с помощью ли-

тературной и философской деятельности добиваться значительного

влияния у себя на родине и в самом Риме, в том числе — занимать вы-

сокие посты в имперской бюрократии, выстраивая, таким образом, ос-

новы единой средиземноморской греко-римской цивилизации. Как

совокупность риторических приёмов Вторая Софистика начала терять

актуальность с середины III века, приблизительно по смерти Филострата

Старшего — биографа её наиболее выдающихся представителей. Но в

качестве эталона греческой образованности, формирующей наряду с

римской юридической и административной традицией идеологический

фундамент империи, под разными именами продолжала существовать

до самого конца античности и даже в византийское время24.

Для решения вопроса о возможном влиянии софистической тради-

ции на поэму «После Гомера» немаловажным обстоятельством является

то, что родиной Второй Софистики были города Малой Азии, в том

числе Смирна25. Занимающийся литературным творчеством уроженец

западной Анатолии просто не мог игнорировать столь существенную

сторону жизни современников и сограждан, даже если речь идет о стар-

ших современниках поэта. Несмотря на то, что ориентированный на го-

меровские формы язык поэмы мало соответствовал требованиям

строгого аттицизма, сам факт поддержания и развития Квинтом тради-

ции, восходящей к наиболее авторитетному произведению греческой

древности, весьма почитаемому также римлянами, последовательно

вписывается в упомянутую стратегию превращения территории, на ко-

24 Baumbach, Manuel & Bär, Silvio, 2007, 8–9.

25 Гаспаров М.Л. Греческая и римская литература II–III вв. н.э. / История всемирной литературы. М., 1982, т. 1, с. 493.

Квинт Смирнский и его продолжение гомеровского эпоса

17

торую распространялся Pax Romana, в единое греко-римское культурное

пространство. Кроме того, свойственная нашему автору манера уточне-

ния гомеровского эпоса в деталях и даже своего рода состязание с Го-

мером в отдельных пассажах, например, при описании щита Ахилла (Q.

Smyrn. V, 6–101) вполне соответствуют содержанию и основополагаю-

щим принципам Второй Софистики26.

С другой стороны, несомненная актуальность для Квинта софистиче-

ской теории и практики не является достаточным основанием для отне-

сения его к софистам в собственном смысле слова и, тем более, для

использования данного факта при уточнении датировки поэмы. Так, от-

сутствие сведений о поэте в «Жизнеописаниях Софистов» Филострата

само по себе не может служить доказательством того, что его творческая

деятельность протекала в более поздний период. Ведь в этих биографиях

не упомянуты ни автор сочинения «О рыбной ловле», ни многие другие

бесспорные представители Второй Софистики27. Таким образом, III век

нашей эры — это всё, что можно сказать о времени написания поэмы.

Не сумев точно датировать эпос «После Гомера», многолетние ис-

следования сочинения Квинта способствовали формированию крити-

ческой традиции, определявшей отношение специалистов к данному

труду вплоть до самого недавнего времени. При этом новоевропейские

ученые полностью усвоили мнение своих позднеантичных и византий-

ских предшественников о поэме как максимально возможном прибли-

жении к эпической норме, выработанной Гомером. Однако если в

глазах Константина Ласкариса столь полное и последовательное под-

ражание создателю «Илиады» ещё делало Квинта совершеннейшим и

«наигомерийшим» (ὁμηρικώτατος) поэтом28, позднейшая критика по пре-

имуществу видела здесь отсутствие творческой самостоятельности, под-

мену художественной силы школьной учёностью, бездушную

эклектичность и эпигонство, вследствие чего поэма «После Гомера» дол-

гое время оставалась одним из наименее востребованных произведе-

ний античности29. Сегодня подобные суждения больше говорят об

26 Baumbach, Manuel & Bär, Silvio, 2007, 4, 14–15.

27 Baumbach, Manuel & Bär, Silvio, 2007, 4

28 Koechly, Arminius, 1850, prol. cxi–cxii.

29 Maciver, Calum A., 2012, 24–25.

Квинт Смирнский ПОСЛЕ ГОМЕРА

18

уровне развития историографии и литературных предпочтениях поро-

дивших их эпох, чем о самом тексте. В противовес им со второй поло-

вины двадцатого века начали появляться работы, стремящиеся

поместить творение Квинта в его собственный исторический и культур-

ный контекст, что сразу заставило произвести переоценку ранее при-

писывавшихся произведению «недостатков».

Таким образом, лексическая, грамматическая, стилистическая и со-

держательная близость поэмы гомеровским образцам не подвергалась

сомнению ни на одном этапе изучения. При этом общие наблюдения

прошлых лет подкреплены на сегодняшний день внушительными ста-

тистическими данными. Например, по некоторым оценкам, почти каждое

десятое слово в поэме представлено в форме, встречающейся исклю-