Smirnskiy_Posle_Gomera

рями по-прежнему использовались в качестве наказания за некоторые

виды преступлений ещё в VI веке нашей эры (Dig. XI, 4, 5). И даже если

их значение падало, они, несомненно, оставались органичной частью

исторической и культурной памяти позднеримского Средиземноморья, особенно в Смирне, чей первый епископ — святой Поликарп — едва не

принял подобную смерть от львов на арене (Mart. Pol. XII, 2).

Не дает достаточно оснований для определения точного времени

написания поэмы и содержащееся в тексте «пророчество» о грядущем

величии Рима (Q. Smyrn. XIII, 336–341). То обстоятельство, что после 330

9 Koechly, Arminius, 1850, prol. cxi–cxii.

10 Rhodomann L., 1604, Praef.

11 Quinti Smyrnaei Posthomericorum libri XIV / Ed. T.C. Tychsen. Argentorati, 1807, xxx–xxxi; Quintus Smyrnaeus: Transforming Homer in Second Sophistic Epic / Ed. by Manuel Baumbach and Silvio Bär.

Berlin, 2007, 3.

Квинт Смирнский ПОСЛЕ ГОМЕРА

12

года столицей империи стал Константинополь, ровным счётом ничего

не решает, поскольку образ «священного города» на Тибре по-прежнему

использовался в литературе как метафорическое обозначение римского

и римско-византийского государства в целом, и такая ситуация сохра-

нялась на протяжении многих веков12. Ещё более натянутой представ-

ляется попытка использовать для уточнения датировки празднование

«тысячелетия города» в 248 году, каковая дата могла быть получена

лишь на основании «канонической» версии Вергилия об основании Рима

Ромулом и Ремом, но не Энеем, которому приписывает это деяние про-

рочество Калханта в нашей поэме13. Закономерно предположить, что

альтернативные версии легенды имели хождение как до, так и после

упомянутой даты. Если вообще видеть здесь какое-либо противоречие, а не считать соответствующие строки Квинта художественным обобще-

нием истории последовательного основания Энеем и его потомками

Лавиния, Альбы Лонги и Рима в Лации.

Наконец, совершенно произвольной выглядит привязка годов жизни

и творчества поэта к периоду после третьего масштабного разрушения

Александрийской библиотеки во время войны императора Аврелиана

против царицы Пальмиры Зенобии на том основании, что тогда среди

множества других свитков якобы могли погибнуть списки киклических

поэм, отчего возникла потребность в их замене14. Подобное допущение

проистекает из весьма шаткого постулата об отсутствии в распоряже-

нии Квинта полных версий сочинений кикликов, который сам по себе

нуждается в доказательстве.

Более плодотворным в плане определения датировки поэмы «После

Гомера» оказалось исследование её литературных связей с другими

значительными произведениями греко-римского мира. Так, общепри-

знанной на сегодняшний день является точка зрения, согласно которой

она не могла появиться позже относящегося к середине V века сочине-

ния Нонна Панополитанского «Деяния Диониса», поскольку совер-

шенно не учитывает осуществлённую Нонном реформу метрики

12 James, Alan W. & Lee, Kevin H., 2000, 5.

13 Baumbach, Manuel & Bär, Silvio, 2007, 3.

14 Quintus of Smyrna. The Trojan Epic: Posthomerica / Translated & edited by Alan W. James. Baltimore, 2004, intr. xx.

Квинт Смирнский и его продолжение гомеровского эпоса

13

(дублирование неактуальной для разговорного языка эпохи оппозиции

слогов по долготе-краткости с помощью динамического ударения, отказ

от спондея и так далее), оказавшую определяющее влияние на всю со-

временную и последующую эпическую традицию15. При этом возмож-

ность сознательного и полного игнорирования произведённых в V веке

нововведений Квинтом, даже учитывая присущую ему склонность к ар-

хаизации языка и стихотворной формы, представляется крайне малове-

роятной.

Дополнительный свет на рассматриваемый вопрос проливают уста-

новленные межтекстуальные связи поэмы с эпиллионом (малым эпосом) Трифиодора «Взятие Илиона». Этот сочинитель ранее считался поздним

автором, последователем Нонна из Панополя, но обнаружение папирус-

ного фрагмента его произведения, восходящего к началу IV или даже

концу III века (P. Oxy. 2946), послужило основанием для пересмотра да-

тировки, и теперь в творчестве Трифиодора резонно усматривать на-

чальный этап процесса приведения эпического языка в соответствие с

языковыми нормами поздней античности, завершившегося метрической

реформой следующего столетия. Учитывая сложные отношения зави-

симости, связывающие Трифиодора и Нонна, большинство исследова-

телей предпочитает трактовать имеющиеся между их сочинениями и

поэмой «После Гомера» содержательные и формальные параллели как

результат влияния Квинта на них обоих, нежели каким-либо иным об-

разом16. А это даёт нам достаточно определённый terminus ante quem —

начало IV века нашей эры.

К тому же столетию относится ещё одно произведение, без упоми-

нания которого не обходится ни одна попытка решить проблему дати-

ровки нашего эпоса. Это поэма «Видение Дорофея», сохранившаяся на

папирусе второй половины — конца IV века, но написанная, несомненно, ранее17. Христианская по содержанию, она стремится следовать тради-

ционной эпической форме, насколько это позволяют специализирован-