Смотрит нежно… В ночь Луна

Патриция и Роберт, и вершины
Альпийские под снежною фатой
Безмолвны, безучастны и красивы,
Искрится снег под тёмною горой.

И счастье ль то, когда у жизни края
Любить, от безнадёжности страдая,
Безбожник просит чуда для больной,
Вся жизнь его лишь для неё одной.

Любовник, муж, отец или спаситель —
Быть всем, чем можно стать любя.
Её укрыть, согреть, как малое дитя,
И верить, что какой-нибудь целитель

Вдруг явится, он лучший из врачей,
Всё сразу изменив, вернёт дыханье ей.

Дыханье – боль, прозрачные закаты
Разлиты по бокалам, пить вино
И танцевать, больничные палаты,
Оставлена болезнь в них, далеко

Берлин шумящий, счастье простое,
Нет человечества, там было двое,
И поцелуй, скользнувший по губам.
Здесь среди гор не верить зеркалам,

Их вдребезги и зашвырнуть на небо,
Чтоб среди звёзд они мерцали там,
Ложь отражение, лишь только снам,
Где так она прекрасна, верить слепо,

И будет снова беззаботный день,
Весна, гулянье в парке, дикая сирень…

Надежды нет, она, собравшись с силой,
В последний раз напудрит носик свой,
В последний раз быть для него красивой,
Чтоб помнил так, а уж стилист с косой

Прикидывает, как, когда, в каком наряде
Её сопроводить к кладбищенской ограде.
Следит за Робертом, когда его рука
Вниз соскользнет. Лишённая тепла,

Патриция одна, в её безмерной власти.
Работа сделана, все счастливы тогда,
Конец всему, страданиям и страсти,
И дождалась, во всём всегда права.

Последний час, последний вздох, рассвет,
Луч в комнату скользнул, Патриции уж нет.

***

Переселение душ, а попросту актёрство.
Актёр – как раб в характера цепях,
Он как послушник в храме режиссёрства,
И вдруг – успех, тогда в любви, в цветах.

***

И в зеркале оставив отражение,
Уйдёт на сцену та, совсем другая.
Там будет бой, характеров сражение,
В гримёрной тихой – женщина простая.

***

Ты всем своя и всем чужая,
Верна в неверности своей.
Для славы всё, душа нагая
Ждёт одеянья лишь ролей.

Гитара

Гитары талия – намёки на блаженство,
Подтянуты все струны на колках,
Чтобы добиться звуков совершенства
И, страстной, петь у мастера в руках.

И чувствовать прикосновенье пальцев,
Аккомпанируя безудержным страдальцам.
И рифмы дерзкой чуть смягчая монолит,
Когда стихи свои решил напеть пиит.

Истерзанной, умолкнуть, но звучанье
Ещё мгновенье длится в тишине,
Как будто что-то ищет в вышине.
А вслед за этим нервное молчанье,

Лежанье в кофра неуютной тесноте,
Пока маэстро вспомнит о тебе.

В Москву, в Москву!