Смутные годы

И это подстегнуло Пожарского. Он стал быстро тасовать людей по сотням: собрал вместе мастеровых и извозчиков, холопов перемешал с ярыжками, чтобы те не разбежались при первом же натиске жолнеров. Две сотни он послал к Неглинке: перекрыть там путь в Кузнецкую слободу по берегу реки, где могла пройти конница. Ещё сотню он направил на левый фланг, к Мясным рядам, наказал никого не пропускать туда из Китай-города. Как мог, растолковал всем, что если гусары прорвутся, то непременно растекутся по улочкам Белого города, где им никто не сможет дать отпор.

– Соберите по дворам доски, ворота, всё, что попадётся под руку. Перегородите улицы! Ясно?! – хриплым голосом прокричал он, чтобы перекрыть галдёж, захлестнувший весь его и так не маленький двор.

– Да, ясно! – вразнобой ответило ему его лапотное войско, как он мысленно, с сарказмом, уже окрестил его.

Он собрал боярских детей и стрельцов, что были при нём, вышел к площади и встал с ними за наскоро устроенным завалом из саней.

Потянулись минуты томительного ожидания. И ратники, изнывая в тревоге, невольно встрепенулись, когда из Никольских ворот вышли гусары и остановились подле торговых лавчонок.

Князь Дмитрий подумал было, что они атакуют их, но ошибся. Гусары немного постояли и зашли обратно за стены. А из ворот появились пехотинцы и выдвинулись на площадь, построились в два ряда, дали залп по Сретенке, затем из второго ряда – другой.

Ярыжки после первого же залпа побежали. Мушкетёры заметили это и бодро ринулись на баррикаду. У саней их встретили, но не остановили редкие выстрелы из пищалей и арбалетов. И тут же завязались схватки. В ход пошли рогатины, ножи и вилы, зазвенели палаши и сабли.

Князь Дмитрий срубил одного пехотинца. На него с пикой ринулся другой, но наскочил на клинок Фёдора, молча зевнул и осел на снег.

– Молодец! – похвалил князь Дмитрий стремянного. – Не маши впустую. Береги силу на удар…

Он скосил взгляд в его сторону: из-под козырька шлема на него зыркнули налитые кровью глаза; по лицу стремянного катился струйками пот. Он захватил пригоршней комок грязного талого снега, бросил его в рот и стал жадно сосать.

– Терпи! – крикнул ему князь Дмитрий, которому тоже под доспехами было жарко, невыносимо хотелось пить, а конца боя не видно было…

Но вот они нажали, вытеснили жолнеров на площадь, и те, отступая, побежали. За ними устремились ремесленники.

– Куда, назад! – закричал Пожарский, сердце у него ёкнуло от предчувствия беды.

И тут же он увидел, как из-под Никольской башни выметнулось десятка три гусар. Они с ходу опрокинули ремесленников, вытоптали и порубили половину, остальных разметали по дворам и переулкам.

– Ах вы, сукины дети! – выругался князь Дмитрий и погрозил кулаком своим лапотникам, собравшимся у баррикады. – Вот ваше своевольство! Слушать только мою команду! Не то перебьют, как…! – прошёлся он на их счёт.

Мастеровые и ярыжки дружно захохотали.

И Пожарский тоже заухмылялся, в восторге от этой голытьбы, которую просто так, одной угрозой, не пронять. Не-ет! И бесполезно было кричать на них, так же как и уговаривать. Но его приказы, удивительно, они всё же выполняли. И он велел им разобрать и перенести заслон к церкви Пресвятой Богородицы на углу площади: «Давай – туда!»

– Живо, живо! – стал подгонять он их, когда они, утомлённые боем, опустили руки.

– Князь, дай передохнуть! Всё бегом, да бегом, и великим заводом! Ну и бесный же ты!

– Поляк покажет вам – бесный! Не мы его, так он нас! Вон, глянь, сколько положил! – показал он на убитых.

Там, на месте рукопашной схватки, среди убитых уже копошились бабы и подростки. Они выискивали родных и раненых, убитых жолнеров оттаскивали в сторону и бросали прямо под забором.

После полудня жолнеры и пахолики подожгли дворы, прилегающие к стенам Китай-города и Кремля, чтобы выкурить засевших там пищальников и очистить место для конницы. Потянулись столбы дыма также из других концов города. К горящим избам, спасать своё добро, из-за баррикад и заслонов кинулись люди. И сразу же там защёлкали мушкеты…

– Что делают, что делают-то! – сквозь зубы прошептал князь Дмитрий.

В этот момент к нему подбежал гонец.

– Дмитрий Михайлович, на Кулешках полякам дали отпор!

– Ай да Иван Матвеевич! – обрадовался Пожарский этому известию, поняв, что ещё не всё так плохо, как кажется. – Ворота отстояли?

– Да! Там Бутурлин поставил пушки и простреливает всю площадь!

– Фёдор, дуй на Пушкарский с людьми! Тащи пару пушек! – приказал князь Дмитрий стремянному, спохватившись, что как-то не догадался об этом сразу, когда Пушкарский-то двор был рядом. – Гусары не пройдут по Сретенке! – крикнул он с мальчишеским задором, который прорвался у него как-то сам собой.

– Князь, сюда вот-вот подойдёт поляк! – вынырнул откуда-то сбоку малец в порванном козлячке и стоптанных воротяшках. Лицо у него было разрисовано копотью. Было заметно, что он нарочно постарался для этого. Глаза же у него блестели, как две голубые бусинки.

– Ты кто такой?

– Дружинка Огарков!

– И куда бегал-то?