Смысл жизни: учебное пособие

Но сосредоточенность на своей элитарной уникальности очень опасна: она ведёт в пределе к полной отъединённое™ от тех, о ком ни сказок не расскажут, ни песен не споют. Тогда рождается отвращение — к «грудам человеческого шлака» (с. 378), рождается отвращение к людям, которых А.А. Блок обобщённо называл чернью, а иногда и повыразительнее — обезьянами (Чуковский К.И. Современники. Портреты и этюды. М., 1967, с. 268). Но среди обезьян очень трудно жить. Как быть? Жить среди людей. А это и означает:

И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь.

Политика.

А.А. Блок никогда не жил вне политики. Но за горло она его схватила в последние годы его жизни — начиная с 1917 г. Он стремился быть независимым. После Февральской революции 1917 г. он писал: «Я никогда не возьму в руки власть, я никогда не пойду в партию, никогда не сделаю выбора, мне нечем гордиться, я ничего не понимаю» (т. 6, с. 303: 13 июля 1917 г.). Но выбор всё-таки пришлось сделать: в начале 1918 г. он написал свою поэму «Двенадцать».

Вне политики А.А. Блок жить не мог. «„Жить вне политики“ (Левинсон)? — записывает автор „Стихов о прекрасной даме“ 28 марта в 1919 г. — С какой же это стати? Это значит — бояться политики, прятаться от неё, замыкаться в эстетизм и индивидуализм, предоставлять государству расправляться с людьми, как ему угодно, своими устаревшими средствами. Если мы будем вне политики, то значит — кто-то будет только „с политикой“ и вне нашего кругозора и будет поступать, как ему угодно» (там же, с. 357).

Переход А.А. Блока на сторону большевиков вызвал бурю негодующего визга в стане Мережковских. Но он сделал его сознательно: он остался со своим народом. Само падение привилегированных сословий после революции 1917 г. он расценивал как историческое возмездие за их социальный паразитизм.

Социальному равенству А.А. Блок придавал очеловечивающее значение: «Одно только делает человека человеком: знание о социальном неравенстве» (с. 336: 12 мая 1918). Это знание кричит: если у одних были «досуг, деньги и независимость, рождались гордые и независимые (хотя в другом и вырожденные) дети» (с. 353: 6 января 1919), то другие жили по преимуществу в бедноте.

А.А. Блок вспоминал о Шахматове: «Я любил погарцевать по убогой деревне на красивой лошади; я любил спросить дорогу, которую знал и без того, у бедного мужика, чтобы „пофорсить“, или у смазливой бабёнки, чтобы нам блеснуть друг другу мимоходом белыми зубами… Всё это знала беднота. Знала она это лучше ещё, чем я, сознательный. Знала, что барин — молодой, конь статный, улыбка приятная, что у него невеста хороша и что оба — господа. А господам, — приятны они или нет, — постой, погоди, ужотко покажем. И показали. И показывают. И если даже руками грязнее моих… выкидывают из станка книжки даже несколько „заслуженного“ перед революцией писателя, как А. Блок, то не смею я судить. Не эти руки выкидывают, да, может быть, не эти только, а те далёкие, неизвестные миллионы бедных рук; и глядят на это миллионы тех же не знающих, в чём дело, но голодных, исстрадавшихся глаз, которые видели, как гарцевал статный и кормленый барин» (там же).

У него разграбили усадьбу в Шахматове, а он не смеет судить своих грабителей! Поистине святым человеком был А.А. Блок!

В статье «Интеллигенция и революция» (январь 1918) А.А. Блок воскликнул: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию» (т. 5, с. 406). А.А. Блок принял революцию потому, что ненавидел старый мир. Он надеялся, что она «произведёт отбор в грудах человеческого шлака» (т. 6, с. 378: 7 февраля 1921) и приведёт «к образованию новых существ» (там же). Что такое — усадьба в Шахматове — по сравнению с этой великой целью?

Язык.

По базовому образованию, как мы помним, А.А. Блок был филологом, но проблемы теоретической лингвистики, в отличие от А.С. Пушкина (см.: Даниленко В.П. Лингво-культурологические воззрения А.С. Пушкина // Литературная учёба. 2009. № 5. с. 103–111), его не заинтересовали. К языкам у него был практический интерес. Об этом свидетельствуют, в частности, множество греческих, латинских, французских и других иноязычных выражений, рассыпанных в его дневниковых записях. Но превыше всех он ставил родной язык.

Русский язык был для А.А. Блока естественной средой обитания. Он жил им, наслаждался им, знал его тонкости, сочинял на нём свои бессмертные поэтические творения. Отсюда не следует, что он принимал его целиком. С раздражением он воспринял тот нарождающийся «новояз», который стал получать распространение уже после Февральской революции 1917 г. Его обуяла ностальгия по старому русскому языку — языку искусства. 24 июня 1917 г. он с отчаянием записал: «Господи, Господи, когда наконец отпустит меня государство, и я отвыкну от жидовского языка и обрету вновь свой, русский язык, язык художника?» (Блок А. Избранное. М., 1995, с. 493).

У А.А. Блока есть в дневнике лишь одна запись, которая имеет непосредственное отношение к языку, но не вообще, а к поэтическому языку.