Сначала Россия, потом Тибет

К храму примыкала библиотека, где в деревянных ящиках хранились книги, отпечатанные с деревянных блоков на длинных полосках бумаги и покрытые толстыми деревянными дощечками вместо переплета. Кроме того, там был еще и музей, одно из самых странных помещений, которые я посещал. В полной темноте хранились самые разные экспонаты, покрытые толстым слоем пыли, которую можно было собирать горстями и зажимать между пальцами. Мы увидели трофейное китайское знамя, средневековые кольчуги, луки и стрелы, металлические шлемы и чучела чешуйчатых животных, напоминающих броненосцев. Из этой пещеры прошлой и, наверное, славной истории извилистыми ходами со множеством лестниц мы прошли в другие храмы, где с кресел на нас взирали реалистично раскрашенные и облаченные в подобающие одеяния статуи знаменитых лам. Наконец мы вышли на воздух, щурясь от солнечного света и готовясь посетить великий чортен монастыря, вавилонскую башню многоугольных галерей с бесчисленными выступающими бойницами, каждая из которых воспроизводит в миниатюре бойницы галереи внизу и снабжена окном, создавая сложный, но понятный узор теней и орнамента. На вершине пяти ярусов этого огромного белого муравейника, а по форме именно на него чортен походит больше всего, возвышался невысокий белый барабан с четырьмя дверными проемами, искусной резьбой и росписью. Он подпирал квадратную конструкцию, украшенную на карнизе парами глаз, над которой сверкал последний конус, сказочное сооружение из ребристой латуни под последним навершием, державшее резное двойное зубчатое колесо диаметром от шести до девяти метров.

Был уже час дня, и настало время назначенного обеда. Дом Кенчунга виднелся сквозь узкий проход, мощеный склон и высокие полуразрушенные стены которого напомнили о Нюрнберге. Отсюда можно было попасть во внутренний двор, похожий на колодец, над которым возвышались три этажа. На первом этаже, защищенном галереей на деревянных опорах, жевали корм мулы и шустрые пони. На верхние этажи вела череда крутых лестниц с металлическими ступенями. Хозяин встретил нас на верхнем этаже и провел в длинную низкую комнату, разделенную посередине перегородкой. Окна, выходившие во внутренний двор, были открыты, подперты внутрь и вверх, как мансардные. Хотя они были застеклены, внутри местами еще сохранилась бумага. Под ними вокруг низкого столика, покрытого американской скатертью, были расставлены квадратные диваны. Мы сидели лицом к свету, Кенчунг напротив нас. Он снял кожаную куртку и теперь был в фиолетовом шелковом одеянии. На его широком смуглом лице красовались очки в золотой оправе, голова была выбрита. Как обычно, неосвещенная стена комнаты была заставлена сундуками, обтянутыми белой кожей или черным мехом, причем у каждого был свой чехол. В Индии, заверил он нас, эти сундуки сгнили бы и воняли.

В углу висели дешевые кухонные часы. На комоде стояли еще одни в стиле позднего ампира, из красного дерева и позолотной бронзы. Из кармана Кенчунг достал толстые серебряные часы, к цепочке которых была прикреплена золотая зубочистка, которой хозяин без стеснения пользовался. В дополнение к этому вошел слуга с будильником, завернутым в вату и картон. Сверившись со всеми четырьмя часами, хозяин сообщил нам, что мы опоздали. Мы согласились на пять минут, но он утверждал, что на полчаса. Мы увидели в этом ограничении не грубость, а скорее желание убедить нас в том, что человек он занятой и у него много важных дел.

Сначала принесли английский чай с сахаром, молоком и чайными ложками. Затем Кенчунг спросил нас, не хотели бы мы вместо английского попробовать тибетский чай. Конечно, хотели. Чай подали в голубовато-белых фарфоровых пиалах на серебряных подставках, а он пил из чаши, изготовленной из редкого нефрита с вкраплениями бледного золота. У нее была серебряная крышка, украшенная капелькой коралла. Заметив наше восхищение, он показал еще одну чашу из более белого нефрита. Но ту портила плохая резьба, изображающая деревья. Сам чай, приготовленный из муки, масла, соды и соли, был бы, возможно, не таким уж неприятным на вкус, если бы не ассоциировался с запахом храма. Я к нему не притронулся. Остальные выпили по две чашки.

Наконец подали первое блюдо — несколько тарелочек с закусками: кусочками сваренного вкрутую яйца, морскими водорослями, гороховым желатином и бараниной, капустой и чили, мясом яка, репой и неизвестными овощами. Каждому гостю дали пару полированных костяных палочек для еды, изящно скругленных, которыми нужно было манипулировать как щипцами, закрепляя их на указательном пальце. Я обнаружил, что довольно хорошо ими управляюсь, чего нельзя было сказать о Г. и М., которым принесли фарфоровые ложки с короткими ручками, чтобы собирать еду. Через несколько минут и мои манеры были скомпрометированы: я нечаянно проглотил большой кусок чили и был вынужден поспешно попросить бокал чанга, хотя здесь во время еды пить не принято.