Сначала Россия, потом Тибет

В поместье Теринг, примерно километрах в десяти от Гьянгдзе, проживает богач, известный как Раджа Теринг, его титул считается почетным в Индии, и когда-то он был наследником трона Сиккима. В конце прошлого века его отец, тогдашний махараджа этого штата, бежал в Тибет от англичан, и, хотя правительство Индии пригласило старшего сына махараджи вернуться, тибетцы убедили его отклонить предложение, одарив поместьями по соседству с Гьянгдзе и с Кампа Джонгом, недалеко от Эвереста. В конце концов он женился на тибетке. Среди родившихся от нее детей были двое сыновей, которые уже навещали нас в гостинице несколько дней назад. Старший, Кумар Джигмед Намгьял, получил образование в Дарджилинге, и, поскольку нынешний махараджа Сиккима при восшествии на престол был бездетным, казалось, что Джигмед станет его преемником. Однако с тех пор у махараджи появились дети. И Джигмед, и его брат недавно взяли в жены дочерей великого дома Царонгов, чью мужскую линию пресек приемный отец девушек, самая примечательная фигура после Далай-ламы в современной истории Тибета. Этот джентльмен, человек без семьи — а семья в Тибете имеет большое значение, — затем принял имя Царонг и дослужился до главнокомандующего тибетскими вооруженными силами. Именно он участвовал в арьергардных боях при Цангпо, которые спасли Далай-ламу от преследовавших его китайцев в 1910 году. Согласно тибетскому обычаю, его долг по отношению к «дочерям» был выражен, когда они достигли зрелости, скорее интимно, чем по-отечески[430]. Но как лидер прозападной партии в стране, он приложил все усилия, чтобы одна из них тоже получила образование в Дарджилинге, и именно на этой девушке женился Джигмед. Англичане назвали ее Мария, потому что ее настоящее имя, Тромса или что-то в этом роде, обозначало соответствующее божество в тибетском пантеоне. Мы познакомились с ней как с Мэри. Ее сестру мы не увидели, потому что та была серьезно больна. Бедная девочка умерла, когда Джигмед и Мэри поехали в Индию, примерно через полтора месяца после того, как мы покинули Тибет.

На следующий день после обеда с Кенчунгом нас пригласили в гости в эту семью — провести вторую половину дня. Блад, слава богу, усадил нас на коренастых лхасских пони, и около одиннадцати часов мы кавалькадой выехали из форта в Теринг. Сначала ехали напрямик через деревню — страну интенсивного земледелия, где площадь поля никогда не превышала сорока пяти квадратных метров и оно неизменно было окружено со всех четырех сторон оросительными канавами. Поскольку канавы значительно различались по ширине, а мы ехали быстрым галопом, всадника подстерегали сюрпризы. Иногда пони подпрыгивал, иногда останавливался как вкопанный, чтобы степенно перешагнуть через водоем, а иногда, при появлении главного канала, заходил вброд по брюхо. Но пони не сопротивлялись, и ни камни, ни насыпи, ни пропеченные борозды на осенней стерне не замедляли хода. Постепенно мы по очереди возглавляли процессию, превращая движение в гонку от точки к точке. Блад время от времени махал рукой в сторону горизонта и говорил:

— Дальше едем мимо вон того дома и деревьев слева.

Наконец показался ряд телеграфных столбов не выше подпорок для бельевой веревки, и мы выехали на дорогу в Лхасу. На ней виднелось несколько отдельных колей для мулов, шириной около тридцати сантиметров каждая, петлявших по мелким камешкам и между валунами.