Попрощавшись с хозяевами и приведя себя в чувство мадерой, мы наконец отправились на автомобиле к некоей нематериальной достопримечательности, известной как восьмая миля. Перед нами шли девять мулов, два перевозили багаж. Дорога вела вниз, и М. решил пройтись пешком.
Мы с Г. оседлали пони. Я заметил, что мой друг похож на миссионера-иезуита, который собирается покорить континент. Не оставшись в долгу, он парировал, что я вылитый московский вероотступник. Спереди доносилось бормотание Вергилиевых ритмов — наблюдения М. о местной флоре. Через полтора часа из тумана показались чайные плантации, а затем и фабрика, названная «Пешок», владельцы которой, мистер и миссис Листер, угостили нас восхитительным обедом. Книгой посетителей здесь служила стена, испещренная именами знаменитостей, каждое из которых соединялось со строкой о росте владельца. Из их сада, ненадежной террасы в устремленном в небеса мире, можно было смотреть вниз на шестьсот или девятьсот метров в долину Тиста, этот чернильный колодец с заключенными в тюрьму фарфоровыми облаками. Мы начинали путешествие среди рододендронов и хвойных деревьев. Ныне растительность сменилась тропической, и замечания М. превратились в сказание. Извилистый мощеный спуск обрамляли высокие, как соборы, деревья, ветви которых начинались в пятнадцати метрах от земли. Кричали попугаи; сознание пронизывали несмолкающие звонкие сирены — цикады; покрытые лишайником простыни паутины с черными и желтыми чудовищами сдвигали на затылок шляпу; словно радужные летучие мыши, порхали в солнечных бликах бабочки; свисали с кустов или высовывались из плотных листьев цветы бругмансии, красные и белые. Здесь не было ни разноцветья, ни воздуха, только царство пышной зелени. Наконец показалась река Тиста — зажатый между огромными стенами леса широкий мутный поток с перекинутым через него подвесным мостом. На другой стороне ждал автомобиль, который доставил нас в Калимпонг по удивительной дороге, пострадавшей от многочисленных оползней: в одном месте дорога образовывала петлю и пересекалась сама с собой на мосту. Моя голова, которая в Дарджилинге вела себя нормально, при спуске на тысячу метров в Пешоке начала гудеть; на Тисте, всего на высоте ста пятидесяти метров, шум прекратился; теперь, при подъеме на тысячу пятьсот метров в Калимпонг, всё началось снова. Позади нас, на закате, холмы почернели, и только неподвижные фарфоровые облака отражали розовый блеск.
В Калимпонге мы остановились в отеле «Гималаи», который много лет содержал мистер Макдональд, британский торговый агент в Ятунге в долине Чумби, к которому сэр Чарльз Белл дал мне рекомендательное письмо. Ему помогал мистер Перри, его зять. Наш приезд совпал с приездом ныне покойного торгового агента в Гьянгдзе и его жены, которые сказали, что зима в этом году началась на месяц раньше, как нам и предстояло выяснить. С ними был щенок лхаса-терьера, напоминавший пушистого коричнево-белого пекинеса. После ужина мистер Макдональд дал мне подробные инструкции относительно тибетского этикета, обращения к официальным лицам, раздачи шарфов и подарков; а на следующее утро с помощью ламы написал нам несколько рекомендательных писем, ссылаясь на мою дружбу с сэром Чарльзом Беллом. Именно он во время бегства Далай-ламы в Индию переодел главнокомандующего тибетской армией британским почтальоном и таким образом позволил ему беспрепятственно пересечь границу, спасаясь от преследования китайских войск.
М. и Г., которые легли спать необычно рано, в восемь часов проснулись и начали бродить по дому, однако, решив выехать поздно, не одевались до половины одиннадцатого. Затем они просидели до полудня, оплакивая последнюю ванну, последнюю горячую еду, последние нож и вилку, последний день на земле. Тем временем я прогулялся в город с мистером Макдональдом и купил у толстухи с зобом тибетскую шляпу из черного фетра, густо расшитую золотом, с четырьмя меховыми отворотами, причем самые длинные защищали уши. Из украшений высшего класса, которые могут похвастаться короной из плотного шелка с навершием из красных коралловых бусин, я не смог найти ни одного подходящего. Мистер Макдональд сказал, что Калимпонг, как центр крупной тибетской торговли шерстью, — растущий город, а Дарджилинг, расположенный в стороне от основного маршрута, просто обязан существованием Дому правительства с его законодательной и социальной базой. Раньше европейцам не разрешалось жить в Калимпонге. Теперь для них выделили специальную зону застройки. Это место в основном известно пропагандой гималайского искусства и ремесел, которые в зимний сезон наводняют Калькутту тошнотворными «модными товарами», здесь также несколько сиротских приютов. Воспитанник одного из них, родившийся и получивший образование в Гималаях, в конце концов получил работу в Калькутте. Добравшись до Силигури и увидев простирающуюся перед ним равнину Индии, он воскликнул: «Ничего себе футбольное поле!» Таковы прелести британского образования.