Сначала Россия, потом Тибет

Мы оделись, проглотили поданные в высоких бокалах коктейли, словно лимонад, и собрались в гостиной на ужин. За губернатором и леди Джексон, как и прежде, заехал помощник. Сначала в столовую вошли два помощника, пока хозяева разговаривали с гостями через плечо. Это резко отличалось от поведения лорда Ирвина, который, когда я обедал в Дели, входил следом за гостями. Когда мы вошли, у входа в столовую в двойную шеренгу выстроился полк звякающих медалями оруженосцев в золотой и алой униформе, в синих с золотом пиджаках. Они поклонились. Одновременно невидимый оркестр, скрытый за сеткой, используемой для театральных постановок, заиграл детскую песенку. Мы сели. Во время ужина губернатор с негодованием рассказал, как толпа в Дакке, куда он недавно ездил с инспекцией, кричала: «Джексон, убирайся!» Детская песенка уступила место патриотической мелодии Элгара[384]. Ужин подходил к концу. Губернатор встал и произнес:

— Король-император.

Пока играл оркестр, все стояли, прижимая бокалы с портвейном к животам, каждая рука дрожала в своем темпе. Когда мелодия закончилась, все буркнули:

— Король-император.

И нервно отхлебнули. Не успели смолкнуть эти слова, как два помощника поставили бокалы и вышли из комнаты. Губернатор и леди Джексон последовали за ними, переговариваясь через плечо. Затем образовались группы для беседы, пока, наконец, леди Джексон не удалилась.

Несколько минут спустя в комнату вошел помощник, встал по стойке смирно перед губернатором и, дождавшись, пока последний закончит то, что говорит, доложил:

— Пожар, ваше превосходительство.

Затем он снова вышел, чтобы позвонить и позвать на помощь, оставив нас всех в некотором замешательстве.

«Сначала дамы», — подумал Г. и побежал наверх с огнетушителем.

— Не входите! — крикнула через дверь леди Джексон.

Г., который никогда в жизни огнетушителем не пользовался, был полон решимости сделать это сейчас и вылил его содержимое в ближайший дымоход. Прошло четверть часа. «Где же пламя?» — гадали мы. Зазвонил телефон.

— Это Дом правительства? — произнес голос. — Я звоню, чтобы узнать, действительно ли у вас пожар.

Тем временем губернатор куда-то пропал. Мы с М., трясясь от смеха, вышли из парадной двери в поисках огня и обнаружили одиноко стоящего в облаке на подъездной дорожке хозяина с зонтиком в руках, который время от времени изо всех сил дул в свисток.

— Сигналю, сигналю, — простонал он, — но толку чуть. Охрана не появляется.

В помещении снова зазвонил телефон.

— Дом правительства? Говорит пожарная команда. Помощь нужна?

Героический помощник был уже на полпути к крыше, свисая, как ленивец, с водосточной трубы и напрягая силы, чтобы обнаружить пламя. Внезапно в зал одновременно прибыли охрана, пожарная команда и сто двадцать слуг и встали по стойке смирно. Перед лицом таких сил дальнейшая помощь с нашей стороны казалась излишней. Но нам хотелось бы увидеть пламя.

Воскресенье прошло в надлежащем английском стиле. Сначала я сломал стереотипы, отправившись кататься на пони для игры в поло, который грозил сбросить меня к подножию Канченджанги на каждом повороте аккуратно посыпанной гравием пешеходной дорожки. Затем набежали облака и заволокли вид. Стало темно и холодно. Г. и М. нарушили заведенный порядок правительства Бенгалии, оставшись завтракать в постели. Его превосходительство и леди Джексон храбро отправились в церковь на рикшах, которые тянули мужчины в сине-красной униформе, как у футболистов Итона[385]. Прибыл Наспати, ведя за собой трех пони для осмотра. По его команде они весело поскакали галопом вверх по дороге; и с тех пор на медленный шаг не переходили, пока месяц спустя их не приструнили купленными в Гьянгдзе хлыстами, которыми можно было освежевать носорога.

В полдень нас пригласили на званый обед, на котором присутствовал пастор.

— Много ли здесь снега зимой? — вежливо начал Г.

— Очень много, — ответил священник.

— Красиво, наверное?

— Да, и, знаете, такой чудесный снег.

— Правда? Как это?

Пастор доверительно подался вперед.

— Снежки выходят замечательные, — прошептал он.

Я сидел рядом с облаченным в пурпуровое одеяние епископом, который любезно развеял мои сомнения относительно того, действительно ли Абиссинская церковь канонизировала Понтия Пилата.

— У них есть еще одна любопытная особенность обрядов, — продолжил он, — посвящение епископов дыханием, а не возложением рук. Поскольку избранным епископам Абиссинии часто бывает трудно приехать в Александрию, где проживает коптский патриарх, для этого используют бумажный пакет. Патриарх дышит в него. Пакет запечатывают, перевозят в Абиссинию и — хлоп! — разрывают над головой избранного епископа!

Он разразился громовым хохотом, поразив весь стол.

Мы договорились выехать в понедельник в десять часов утра, хотя Г. и М., жертвы возрастающей депрессии, сочли, что это неоправданно рано. Туман был непроницаем, шел проливной дождь, мы не могли собрать вещи. М. порезал палец.

— Впервые за десять лет, — сказал он и засомневался, сможет ли начать путешествие.