Сначала Россия, потом Тибет

Прибыли остальные, и во время обеда один помощник выстроил нас в гостиной, а другой привел губернатора и леди Джексон[374]. Нас представили друг другу, мы поели, поспали, выпили чаю, а затем нас пригласил мистер Ладен-Ла[375], сияющий сиккимец с маленькими заостренными усиками, начальник местной полиции и известный масон. Он говорил о Тибете, рассказал об участии в экспедиции Янгхазбенда в 1904 году, когда за ночь от пневмонии погиб человек, и сообщил, что его нанимали в миссию сэра Чарльза Белла в Лхасу в 1921 году. Затем он остался, чтобы организовать полицейские силы Лхасы, и получил звание генерала тибетской армии. Теперь эта армия была расформирована, все, кроме нескольких полков, дислоцированных на китайской границе, из-за опасений монахов, как бы ее лидеры не спланировали государственный переворот. Он был в Лхасе во время экспедиций на Эверест, и когда появились сообщения о фильмах, показанных в Дарджилинге капитаном Ноэлем, высмеивающих тибетские обычаи, и Далай-лама получил иллюстрированные газеты на английском языке, в которых говорилось то же самое, последний послал за ним и потребовал объяснений. В то же время, как оказалось, трех монахов уговорили переехать из Гьянгдзе в Лондон без необходимого разрешения, и они там нарядились в одежды начальников, что вызвало еще большее неудовольствие тибетских властей. В период, последовавший за миссией 1921 года, он действительно перевез через Гималайские перевалы два автомобиля, собрал их в Пхари и за день добрался до Гьянгдзе, но вскоре их остановили. Затем разговор зашел о невозможности продвинуться дальше Гьянгдзе и о тех, кто пытался это сделать после войны. Генерал Перейра[376] прибыл в Лхасу из Пекина и поклялся, что даже за миллион фунтов стерлингов он ни за что не вернется таким образом. Доктор Макговерн[377] добрался до Лхасы из Дарджилинга под видом кули и впоследствии оклеветал Ладен-Ла, который получил компенсацию от своих издателей[378]. В 1921 году была миссия сэра Чарльза Белла, в ходе которой было получено разрешение на экспедиции на Эверест, а также мистеру Кингдону Уорду[379] и лорду Коудору[380] разрешили доступ к реке Цанго-по или Брахмапутре. Французская буддистка также добралась до Лхасы[381], переодевшись нищенкой, и оказалась журналисткой. Полковник Бейли[382] впоследствии посетил столицу во время пребывания в резиденции в Сиккиме. В этом году полковник Уэйр, его преемник, также должен был отправиться в столицу, но в последний момент получил сообщение с просьбой не приезжать.

Самой любопытной была попытка мистера Карпентера, богатого американца, который в преклонном возрасте увлекся теософией. Из его рассказа следовало, что в Шигадзе жили «три мастера», от которых он обычно получал послания, передаваемые не ведомым никому способом, включая его самого. Горя желанием навестить их, он прибыл в Дарджилинг и с помощью Ладен-Ла составил цветистое послание к Далай-ламе, которое было написано на пергаменте на английском и на тибетском языках. Послание вложили в папку из декоративной кожи, в которую, как медальоны, были вставлены две золотые десятидолларовые монеты. Всё завернули в подарочный шарф третьей и высшей категории, на котором были напечатаны молитвы; затем подарок отправили британскому торговому агенту в Гьянгдзе для передачи Его Святейшеству[383]. Мистер Карпентер подождал — ответа не последовало. Наконец, с нашим бывшим тибетским учителем-сирдаром он отправился в путь на поезде и прибыл в Гьянгдзе. Там он снова ждал, пока не отправил телеграмму. Пришел ответ, в котором говорилось, что, возможно, через четыре года у него появится надежда. Как человек чести, он воздержался от тайного путешествия в Шигадзе в поисках «наставников» и вернулся.

Похоже, что единственный способ наверняка добраться до Лхасы в настоящий момент — это овладеть профессией телеграфиста. Возможность звонить и посылать телеграммы в Индию тибетцы очень ценят, и средства связи необходимо содержать в порядке. Во время нашей поездки в Лхасе находился европеец, который присматривал за этой техникой.

Ладен-Ла, наконец, предупредил нас, что в деревнях полно свирепых мастифов, которые могут сорвать нас с седла, и что монахи, если мы переступим через их ряды молитвенных подушек вместо того, чтобы обойти их, могут нанести нам удар в спину. На привязи собаки, конечно, были свирепыми, на свободе же они обычно слишком заняты любовными утехами и не обращают внимания на прохожих. Монахи встречали нас гостеприимно и с улыбками.