Снег

– А о чем стихи? – вопрошает Малахов.

– О том самом.

– Ух, ну круто, круто. Скажи, Щепка?

Худышка брезгливо берет трубку кальяна у него из рук:

– Ну, послушаем.

Противный электронный свист рассекает зал. Все оборачиваются на сцену. На которой Бармалей, поправляя микрофон, что-то трещит музыкантам-недорокерам, и те, словно нехотя, уходят со сцены. Зря они переживают, сегодня продюсер снова не придет.

Из динамиков раздается голос моего лысого друга:

– Всем доброго вечерочка. Меня здесь многие знают, я еще выйду сегодня на сцену, постараюсь вас порадовать, а пока… хочу вам представить талантливого человека, поэтессу… Алиса!

Гости полусонно вертят головами, выискивая его таинственного протеже.

Сейчас, по всем киношным правилам, на меня должен был направиться яркий луч прожектора, осветив мою нескромную персону в этой тоскливой мгле. Но я сейчас не в кино, я сейчас даже не в себе.

– Прошу! – зовет меня Бармалей.

Алиса манерно встает с дивана, будто нас снимают десятки фоторепортеров, и элегантно плывет на сцену.

– Зачем тебе это? – возмущаюсь я.

– Огонь в кармане не утаишь, – бросает она в ответ и поднимается на сцену.

Бармалей опускает микрофон на уровень моих губ и, похлопав в ладоши, удаляется.

Зал дружелюбно подхватывает его аплодисменты.

«Им такое не зайдет, – пыхчу я, вдруг она все-таки облагоразумится. – Это слишком интимный стих для меня, не надо».

– Кхя-кхя, – выкашливает в микрофон Алиса. И мы оглядываем притихших в полумраке зрителей, ждущих от нас нового развлекалова. – Сорок пятая осень, – объявляет она.

Кажется, я напрочь забыла весь текст, который когда-то сочинила и срифмовала.

Но это не мешает моим губам оглашать его слово в слово – выразительный голос Алисы заполняет задымленное пространство:

За горизонт давно свалившись,

Светило догорало там.

Вмиг фонарями осветившись,

Внимал вечерним голосам

Осенний город, остывая.

Вернулся наконец домой

Матвей, бухгалтер, и, мечтая

Скорей, укрывшись с головой,

Уснуть, забыв об этом мире,

Свалил портфель на пыльный пол,

И, руша тишину в квартире,

К кровати медленно побрел.

У нее получается неожиданно неплохо. Публика перестает шуршать.

В предсонных головокруженьях

Он задержался у окна.

Смотря, как плавится луна,

Матвей вновь вспомнил о мгновеньях,

Когда счастливей всех он был,

Хоть сам того не понимая.

Свой мир как данность принимая,

Он жил в комфорте… Правда, пил.

Не ждал, что вдруг уйдут родные,

Забыв его и дни былые,

Что каждый вечер одному,

В беззвучный дом входить ему.

Исполнение Алисы чрезмерно театрально. Я замечаю всё больше глаз, нацеленных на меня.

Вдруг словно ставши горячее,

Взбурлило сердце у Матвея!

Как будто копья впились в грудь,

Взрывая плоть, – и не вдохнуть!

Жестоко боль схватила тело,

Немели руки, дрожь в губах,

Глаза слезились, кровь вскипела.

Матвей упал, зарывшись в страх.

Взревев, неистовая сила

Сквозь ребра молнией вошла,

Огонь по венам разнесла.

…И после сразу отпустила.

Да, тревожная вышла строфа. И судя по всему, люди ждут продолжения.

Недуг растаял без следа.

Когда испуг слегка унялся,

Бухгалтер медленно поднялся.

Ушла нежданная беда,

Прошла безумная тревога.

Матвей, помявшись у стены

И успокоившись немного,

В сопровождении луны

Вновь в спальню двинулся неспешно.

Был сложный день, и он устал,

Ведь стресс, работа и, конечно,

Осенний холод доставал.

Примкнув к заждавшейся постели

И растянувшись сладко в ней,

В мгновенье ослабел Матвей,

Мечтая не вставать неделю.

Но что-то сон не шел к нему.

Взволнованные ранним мысли

В его сознании зависли.

Что это было? Почему?

Ведь раньше никогда такого