– Хорошо сказано, – протягивает Бармалей. – Интересные мыслишки. Ты необычная.
– Да, – подхватывает Малахов. – А я знаю, откуда ты такая. – И смотрит на меня с улыбкой.
– Правда? И?
– Из кроличьей норы. – И хохочет.
Его смех разделяет Бармалей, и друзья, по обыкновению, бьют в ладоши. А Алиса натягивает полудовольную улыбку.
– Что за нора? – удивленный голос девушки.
Парни продолжают хрюкать. А на ее лице появляется злость.
Бармалей делает затяжку.
– Щепка, не бери в голову, – успокаивает Малахов. – Это как в книге «Алиса в стране чудес».
– Да че ты ржешь?! – вскрикивает она. – Че ты выпендриваешься перед этой балаболкой?
Я-то тут при чем? Да и слово «балаболка» звучит прямо-таки оскорбительно.
Еще часа не прошло, как мы знакомы, а эта мышь уже позволяет себе открыто грубить в мой адрес. И как люди становятся хамами? Откуда происходит такая наглость? Наверное, из распирающей злости и из стремления демонстрировать свою силу. А она точно злюка, худая злюка. Хотя, раз худая, значит, не сильная. Думаю даже, эта дохлячка очень слабая. А зачем я об этом думаю?
– Эй! – оживляется Алиса. – Не нужно так говорить обо мне.
– А с тобой вообще никто не разговаривает! – кидает мне эта миниатюрная стерва.
Вот же тварь.
Даже когда такая развязность обращена не ко мне, а я просто присутствую при этом, то и тогда она всегда вызывает во мне негодование и внутренний протест, который проявляется ускорением дыхания, сердцебиения и дрожью в руках. В детстве мне хотелось, чтобы в такие моменты в комнате обязательно появлялся кто-нибудь из взрослых и усмирял грубияна. А когда я сама стала старше, то стала ждать помощи от смелых и неравнодушных, да хоть от полиции, которая должна была появляться в каждом случае, когда кто-то кого-то обижает, у них, вообще-то, работа такая. Но мир, как правило, оставляет наглецов без наказания. А слабых и ущемленных – без отмщения.
– Знаешь что, коза? – Алиса медленно отодвигает бокал. И встает.
Мой пульс учащается.
А моя нога ступает на стол. Вторая же – проносится над ним.
Алиса резко прыгает на девушку!
Мои руки хватают ее тонкую шею и сильно сдавливают.
Она пытается их оттянуть. Но мои кисти крепки, как у терминатора.
Ее лицо краснеет, глаза пучатся. Кхя-кхя, вырывается из ее рта.
– Заткнись! – размахивается Алиса и вписывает мой кулак ей в нос.
Мой теплый кулак в ее холодный нос.
Вокруг резко охает половина зала. Вот сейчас луча прожектора точно не хватает.
И еще раз – в нос!
И еще…
Мое имя Злость.
– Это с тобой, кошелка, не о чем разговаривать, – рычит Алиса, цепляясь за волосы худощавой образины.
Чьи-то руки обхватывают меня сзади. И тянут назад.
Тощая псина с визгом подается вперед, дабы не потерять свой скальп, оставив его в моих беспощадных пятернях.
– У тебя ж в башке так же пусто, как и в лифчике, – извергается из моих легких.
Я испугана. Моя тревожность зашкаливает.
Наконец я перестаю размахивать конечностями.
Меня всё еще держат. Удается разглядеть: это Бармалей.
– Алисок, ты че? – говорит он с тревогой.
Вот кто оказался сегодня тем неравнодушным, пришедшим на помощь угнетаемым. Похвально. Но прискорбно, что в этот раз усмиряемая грубиянка – я. Если не умираешь вовремя, то непременно доживаешь до чего-нибудь неприятного.
Я смотрю на девушку на диване. Подранная мочалка. Она держится за нос, а из-под ее пальцев вытекает кровь. Королева красоты, сука. Мисс Разбитое Рыло.
Над ней порхает ее провинившийся друг. Бормочет что-то, не знает, как себя вести, чтобы потом не выхватить.
И что он нашел в таком тупом существе? Должно быть, она богиня в постели. А может, он с ее помощью справляется со своей подавляемой зоофилией. Тогда ему повезло – она редкая скотина.
Алиса нахальным рывком выдергивает меня из объятий Бармалея. Тот аж отпрядает от неожиданности.
Я оглядываюсь. Вокруг все, конечно, глазеют. Музыки нет, недорокеры замерли. Тишина.
И эта тишина прекрасна. Словно картина, которую нельзя нарисовать, потому что у тебя дрожат руки.
– Пойдем отсюда, – говорит Алиса. И я понимаю, что это мне.
Будто разбойник-головорез сказал сообщнику собирать награбленные деньги и уходить, потому что в этом банке все уже застрелены и ловить здесь больше нечего.
Мы двигаемся в сторону выхода. Нас провожают не то пренебрежительные, не то завистливые взгляды развалившихся на диванах гостей. И купают в невидимых лучах славы… сомнительной славы. Неужели эти интеллигентские посиделки не могли пройти спокойнее?
Алиса говорит:
– Огонь в кармане не утаишь.
7
Снежинки всё еще танцуют, но уже не так рьяно. Когда мы вновь оказываемся под их ослабевающим обстрелом, я решаю пошутить:
– Кажется, у тебя появилась новая подружка.
– Мои друзья – твои друзья.
– Она и правда вела себя некрасиво, но я бы никогда не…
– Ты бы ничего «никогда не». И в этом твоя беда. Поэтому тебе и нужна я.
Нужна мне? Я всё равно не понимаю того, кто такая Алиса, для чего она создана и в чем разница между нами. Ведь она знает лишь то, что знаю я. Ну, может, чуть больше – она помнит и то, о чем я уже позабыла.