Снег

– Ты здесь? – вдруг срывается с моих губ.

– Кто здесь? Девушка, вы слышите нас?

– Она че, упоротая? Алле, девчуль!

Алиса никак себя не проявляет. А я, как оказывается, могу свободно разговаривать с людьми. Неужто я уже достаточно взрослая, чтобы она мне это позволила?

– Нет, – выдавливаю я. – Не мое. – И мотаю головой.

Да, я мотаю головой – сама, без ограничений.

Таксист виновато оглядывает полицейских, пожимает плечами.

– Поищу предыдущего клиента, – со стеснительной улыбкой говорит он и уходит, унося с собой сумку.

А меня ведут дальше. К автомобилю.

«Алиса», – мысленно зову я. И прислушиваюсь, ищу ее в своей голове.

Не отвечает.

«Алиса, ты здесь?»

Она бросила меня, что ли? В такой момент? Вот же сука.

Полицейские вежливо просят меня аккуратно войти в салон и блюдут, чтобы я всё в точности выполнила и ничего не выкинула. Будто нашли преступницу-рецидивистку.

Да что я могу выкинуть. Я ж не какая-то коронованная воровка в законе. Обычная мелкая шкодница – да и то меня заставили. Максимум, чем я могу напакостить, – так это салон обоссать. Ну, об этом, я уверена, они знают. Угрожать им этим – лишнее.

Хорошо хоть я могу говорить. И двигаться тоже могу.

Правда, все эти навыки, когда ты сидишь в узком отсеке полицейской машины, совершенно бесполезны.

Алисы нет. А меня везут в неизвестное, но явно темное будущее. В будущее, которого у меня не должно быть.

8

Нет. Я не хочу, не хочу входить в эти двери, они некрасивые, они ужасные.

Но меня никто не спрашивает. Двое законников, заметив, что я сверлю глазами вход здания и не выхожу из машины, берут меня под руки и тянут.

– Нет, – всхлипываю я. – Я туда не пойду. Нет.

Во мне, что ли, бунтарь проснулся, не знаю. Но мне жутко захотелось напялить берет со звездой, схватить в зубы сигару и прокричать что-то там про умереть стоя, а не жить на коленях. Возможно, это остатки Алисы бушуют во мне, требуя делать что можно и что нельзя.

Я начинаю угрожающе дергать ногами, мол, я художница не местная – попишу и уеду. Но выглядит это скорее как неотрепетированный танец в умат пьяной подружки невесты.

– Угомонись. А то наручники напялю.

А ребята, видимо,  хорошо обучены и подготовлены к сопротивлению таких строптивых девиц, как я. Не первая я хулиганка в их послужном списке. Они профессионально хватают меня – один за руки, второй – за ноги, и вырывают из грузовичка. Вот она – жесткая полицейская операция: раздел 2, параграф 5 учебника по обезвреживанию внутренних врагов, под редакцией профессора Зассыкина.

Дальше они действуют еще безжалостнее. Волокут. Вот прямо волокут. Будто я не человек, и даже не животное, а корм для животного. Мышь для змеи. Открывают дверь и меня вносят в нее как кусок ржавой трубы для отправки на металлолом.

Меня ведут по коридору отдела полиции. Перед зарешеченным стеклом с надписью «Дежурная часть» толпятся люди, которые в это прекрасное утро притащили сюда свои проблемы, надеясь, что их здесь защитят и накажут обидчиков.

Когда-то и я была местной терпилой: когда у меня украли телефон – который так и не нашли. И тоже пыхтела тут в ожидании своей очереди. Нет уж. Лучше пусть меня ведут, заломив руки за спину, чем маяться тут в вони зазря.

А вонь создает моча. Да, вон та моча, как и полагается, желтого цвета, которая распрудилась около мужчины непрезентабельного вида, валяющегося в коридоре. Наверное, искал, искал туалет, но устал. А ведь мы с ним могли бы быть подельниками, настоящей бандой ссыкунов. Этот город был бы наш.

Я и мои конвоиры просто переступаем через мужчину и его лужу, словно он постоянная часть интерьера, и меня ведут дальше. Заводят в глубину лабиринта с бесконечными поворотами и лестницами, мимо стендов с фотографиями: то ли лучших работников отдела, то ли разыскиваемых преступников, со списками каких-то дат: то ли планов мероприятий на квартал, то ли дней рождения тех, кто явился на свет в феврале-марте. Отпусти они меня сейчас и дай 30 минут форы, чтобы сбежать, я бы не выбралась из этих дебрей, а выдохлась бы и легла б рядом с тем обоссавшимся мужиком.

Кажется, добрались: мы проходим за коричневую дверь, на которой висит табличка – имени-фамилии разобрать не успеваю, только в длинной должности вылавливаю слово «уполномоченный». Видимо, он здесь главный по преступлениям, совершенным из-за слабого мочевого пузыря.

За столом сидит заспанный мужик в помятой форме, что-то пишет, не обращая на нас внимания.

Мои провожатые обращаются к нему, называя его капитаном, говорят с ним о чем-то на своем полицейском, затем оставляют меня и уходят. И мне становится еще грустнее, ведь я уже попривыкла к ним, пока они тащили меня сюда и почти уговорили поиграть с ними с наручниками.

Капитан, не поднимая головы, хриплым голосом указывает мне сесть. Я сажусь на еле живой стул, готовый разобраться подо мной в любой момент, и жду, пока Уполномоченный допишет свой фантастический роман в стихах и займется наконец моими прегрешениями.