Снег

Такой фотографии я в своей коллекции иметь не собиралась – я анфас и в профиль на фоне черных горизонтальных линий ростомера. Только вот табличку с именем в руки не выдали – такие, наверное, только за рубежом вручают, просто надо русское кино смотреть, чтоб знать. Хотя это фото для моего личного альбома мне, конечно, не подарят и не продадут, не анапский пляж все-таки. И будет оно выцветать в их пыльных архивах на минус пятидесятом этаже, пока не пригодится, чтобы достоверно опознать мое мертвое тело.

Затем медкабинет. Женщина-врач не тычет в меня стетоскопом, не сует градусник под мышку, не стучит молоточком по коленке, ей достаточно одного короткого взгляда на меня, чтобы приняться заполнять мою медкарту.

– Заболевания какие-нибудь есть? – спрашивает она.

Может быть, это мой шанс показать врачу тот чиряк, который вскочил на лопатке пару недель назад? Она, как-никак, дипломированный специалист.

– Нет, – произношу я.

– Вши?

– Нет.

Но, возможно, уже сегодня приобрету здесь эту милую живность.

– Психические заболевания есть?

Да уж не без этого. И хроническая депрессия, и склонность к суициду, и раздвоение личности. Интересно, она в какой области компетентнее?

– Нет, – снова отвечаю я.

Следом кабинет досмотра – так на двери написано.

Тучная неповоротливая женщина в форме цвета хаки равнодушно указывает мне снять обувь и раздеться до белья.

На моих глазах тут же выступают слезы. До чего ж обидно. Как же это унизительно. В этот момент мне хочется сжечь дотла всё это здание, весь этот город, весь этот мир.

– Давай, дорогая, – подгоняет меня толстушка, – мне тебя шмонать большой радости нет. Поторопись.

Я усталыми движениями снимаю с себя одежду, пока она заполняет очередные мои бумажки, и складываю всё на стул.

Когда остаюсь в трусах и лифчике, она наконец поднимает глаза на меня. Мне неприятно и стыдно. Я не знаю, куда деть свои руки, скрещиваю их на груди.

Женщина в форме быстро ощупывает одежду, вытаскивает всё из карманов, делает опись. Складывает мои вещи в полиэтиленовый пакет.

– Выйдешь – всё получишь обратно, – снисходительно произносит она. – Одевайся, щас пойдем.

Снабдив меня парой серых простыней и наволочкой, сопровождающая ведет меня по коридорам. Она говорит, что арестованным обычно полагается одно свидание, но так как я буду чалиться здесь всего сутки, то они всё равно не успеют его по регламенту организовать, поэтому для меня такая опция недоступна. Ну что ж. Мне и видеться-то не с кем. Да я и видеть никого не хочу.

Она говорит, что банный день по вторникам, поэтому с гигиеной тела я тоже пролетаю.

Зато телефонные звонки разрешены раз в день, то есть в моем случае всего единожды. Однако эта услуга меня не интересует. Ведь я могу позвонить разве что по случайному номеру и ответить «да» на вопрос, который незнакомец задает себе каждый день, упомянув, что я услышала его молитву. Я вежливо отказываюсь.

До этого все двери были деревянные, а это металлическая.

Больше всего я боюсь встретить за ней плотных теток, с усами погуще, чем у мужиков, которые начнут спорить, кто из них первой будет играть со мной в грязные игры. Остается лишь надеяться, что все подобные страшные персонажи на днях никаких законов не нарушали и благополучно находятся на свободе.

Сопровождающая, громыхая связкой ключей, говорит, что у них есть библиотека, хоть и небольшая, и что она может принести мне книги. Я спрашиваю, есть ли у них «Граф Монте-Кристо». Она говорит, что есть, но рекомендует другой роман – о человеке, прожившем 28 лет на необитаемом острове.

Сначала самый противный скрип на свете, и потом – щелк! – и эта дьявольская дверь с ее дьявольским замком захлопнута. А я внутри. Внутри сырой комнатушки с кафельным полом, небольшим окном, несколькими кроватями и видеокамерой, поблескивающей мутными красными точками в углу потолка.

Эта мерзкая комната здесь зовется красивым словом. Один из надзирателей так и сказал: «Всё, веди ее в обезьянник».

Обезьянник – это последнее место, где я планировала сегодня оказаться. Первое место – ад. Но думаю, здесь не намного лучше.

На одной кровати лежит девушка. Больше никого нет.

От звуков двери она проснулась и теперь, сонная, с прищуром смотрит на меня.

– Сиги есть? – кряхтит она.

Я отрицательно мотаю головой. Я что, дура? Курение убивает.

– А шоколадки? – не унимается девушка.

Меня, похоже, приняли за магазин на колесах.

Снова мотаю головой.

– Что-то ты не подготовленная? – Она усаживается на кровати, и ее лицо наконец удается нормально разглядеть. – Случайная, что ли?

Симпатичная. Миловидное лицо, светлые длинные волосы, толстые губы. Моя ровесница или, может, чуть младше.

Она слезает с кровати, надевает сложенные рядом сапоги на высоких каблуках, не застегивая молнию, накидывает на себя одеяло и тяжело плетется ко мне. Я не шевелюсь. Страшно как-то.

«Алиса, ты здесь?» Кажется, сейчас я по ней скучаю.