Снег

– Это Черный за мной приехал.

Она забегает в туалет, а через две минуты прихорашивается у окна.

– Скоро узнаешь, как приятно отсюда выходить. Кажется, будто новая жизнь начинается, – говорит моя соседка.

– И долго так кажется? – спрашиваю.

Она замирает, бросает на меня печальный взгляд:

– Не особо.

Скрипит металлическая дверь.

– Назарова.

Перед уходом Багира просит меня дать ей мой номер. Говорит, что сегодня же позвонит и мы встретимся поболтать за чаем. Я диктую из вежливости, а она повторяет его вслух, стараясь запомнить цифры.

Это ведь просто такой ритуал. Эйфория от иллюзии привязанности. Любая группа, даже собравшаяся ради небольшой пьянки несколько часов назад, начинает на полном серьезе обмениваться контактами и строить планы грядущих встреч. Которым, конечно же, не суждено случиться. Никакой новой крепкой дружбы не завяжется, и люди, познакомившиеся на курорте или еще где-то, возвращаются в свой мир, в котором уже не остается места новым людям.

А я ведь, дура, звонила тем девчонкам, с которыми 13 лет назад лежала в больничной палате с аденоидами и с которыми мы друг другу обещали созваниваться чуть ли не каждый день. И что? Одной было некогда, сказала, перезвонит, и не перезвонила. Другая сразу недовольно спросила: что ты хотела? Третья так и не поняла, кто я.

И мне снова захотелось удавиться. Ни одна из надежд, вдруг появлявшихся в моей жизни, в итоге не оправдалась.

Я ненавижу надежду. Надежда – это обезболивающее, которое убеждает мозг, что всё в порядке, когда на самом деле мир рушится. И это ужасно, что она умирает последней. Нужно убивать ее первой. Тогда она не предаст тысячу раз.

В камере я одна. И просто сижу на койке и жду, когда дверь откроется снова.

Никаких голосов в голове, никаких непроизвольных движений телом, никаких чужих слов из моих уст. Будто и не было никакой Алисы и всей той кутерьмы, в которую она меня вовлекла. Осталась лишь я, с кучей мыслей и сомнений. Осталось всё то же желание навсегда исчезнуть.

Наконец из коридора доносится моя фамилия. Тоже предлагают собраться, так как мне вновь разрешено жить в обществе. Мне и раньше-то эта возможность на хрен не нужна была, и сегодня причин ей пользоваться не появилось. Но выбраться из этих поганых стен всё же хочется.

И вот – долгожданный лязг замка. Скрип двери уже не кажется таким омерзительным.

Мне возвращают мои вещи и документы, выдают справку об освобождении, в которой написано, что я с такого-то по такое-то содержалась в спецприемнике. Провожают до выхода, желают хорошего дня.

Да, пожалуй, это правда – освободиться из тюрьмы действительно приятно. Но уверена, что к моему возвращению домой от этого чувства ничего не останется. Всего лишь переезд из одной камеры в другую.

Погода всё такая же пасмурная. Жаль, снег не идет, чтобы хоть как кондитерской пудрой украсить мой новый хмурый день.

Неподалеку стоит девушка в голубом полушубке и мини-юбке. Это что, Багира? Уже час мерзнет здесь?

Я окликаю ее, подходя ближе:

– Чего не уехала?

Она оборачивается с улыбкой:

– Тебя жду.

Меня? Странно. Приятно, конечно, но всё же странно.

У нее красные глаза. Она плакала, что ли?

– Можно я с твоего позвоню, у меня телефон сел? – говорит.

– Конечно, – передаю ей мобильник.

Багира набирает цифры и ждет ответа. Но ответа нет. Раздаются многочисленные гудки, у нее слезятся глаза, и я узнаю в них боль брошенности.

Киношники знают: долгое ожидание ответа на том конце провода слишком скучно, поэтому герои не успевают набрать номер, как тут же слышат «алло». А в реальности – порой полжизни состоит из безнадежного прослушивания гудков.

– Куда поедешь? Домой? – спрашиваю я, просто чтобы отвлечь ее от этого бесполезного ожидания.

– Поехала бы, только у меня с собой ни копейки. Пешком пойду, – уязвленно усмехается она, дрожа от холода. Еще бы – на морозе в колготках и короткой юбке.

Я не могу поступить никак иначе.

– Я тебя подвезу на такси, – говорю. И подхожу ближе к дороге, выглядывая перевозчиков.

Она идет за мной.

– Спасибо, – говорит. – А я тебя чаем угощу.

– Это не обязательно.

– Это обязательно.

Ее квартира меньше моей – небольшая однушка. И у нее явно нет такой невротической зависимости от чистоты и порядка, как у меня, потому что в доме настоящий бардак.

Диван с брошенными на нем простыней и одеялом. Открытый шкаф, одежда свисает со спинок стульев. Утюг на полу в углу. Грязная посуда в раковине. Полная окурков банка из-под кофе на подоконнике. На телевизоре пыль такая, что, наверное, он показывает всё в черно-белом. И это я еще молчу, что картина слегка криво повешена.

Да я б в таком сраче точно с ума сошла. Хотя чокнуться мне и моя вылизанная до блеска квартира не помешала. Но здесь я б непременно выла на луну не переставая.

– У меня тут не убрано, не обращай внимания.

Ага, поздно. У меня уже руки чешутся надеть резиновые перчатки, набрать воды в ведро и найти швабру. Это, должно быть, из-за того меня так коробит, что я прям давненько не была ни у кого в гостях. Может, сейчас так модно?

– Просто я редко дома бываю.