Снег

Он будто поедает мою кожу. То тянет меня на себя, то сам подается вперед. Его вторая рука сжимает мою грудь, как-то даже немного больно. Мне неприятно, но я помалкиваю из-за растерянности. Он облапывает мое тело, елозя ладонью то по талии, то по бедрам. Продолжает грызть мою шею, словно вампир, желающий испить меня до дна. Его рука проникает под свитер и сразу же под лифчик.

У меня что, сейчас назревает секс? В машине? С сутенером?

Нет, всё это не то. И он далеко не тот.

Правильные гормоны это мне не поможет выработать.

Меня просто поимеют. Во второй раз в жизни.

Я что, дала ему повод так со мной обращаться? Почему – потому что немного выпила? И теперь мой легкий перегар он воспринимает как согласие на все его жесты?

Черный на что-то нажимает, и спинка моего кресла вдруг до упора опускается назад, а он спрыгивает с места и исполинским зверем нависает надо мной.

– Это ведь ты. Я тебя узнал, – с голодным рыком произносит он. Его руки небрежно подбрасывают подол юбки и цепляются за пояс моих колготок, загребая их вместе с трусами.

Я с испугом тут же хватаюсь за них, чтобы не потерять в следующую секунду.

Таким, как он, повод не нужен.

И тут назревает не секс, а изнасилование.

– Это не я, – оправдываюсь я, выкатив на него глазища.

– Ты-ы, – напыщенно цедит он. – Я на тебя тогда всё время смотрел. Я такую не забуду.

Он дергает сильнее, и мои пальцы, будто опаленные огнем, не удерживают трусы вместе с колготками. Кажется, они даже рвутся.

– Нет! – вскрикиваю я.

Черный ложится на меня всем своим тяжеленным телом и вновь обтирается деснами о мою шею. Мне больно. Я отталкиваю его, кричу, ворчу, пищу, но он не реагирует.

Нет. Только не это. Пожалуйста, только не это.

Я пытаюсь удерживать колени вместе, пытаюсь закинуть одну ногу на другую, чтобы сцепить их покрепче, пытаюсь вытянуть руку из-под него, сама не знаю для чего – наверное, инстинктивно хочу дотянуться до чего-нибудь.

Он расстегивает ремень – и до меня доносится еле уловимый металлический звон его пряжки, который намного страшнее лязга двери тюремной камеры.

Наконец мне удается освободить одну руку, и я тут же впиваюсь ею в его лицо, царапаю его ногтями.

– Ах ты, сука! – взвывает он.

И тут же бьет меня ладонью по щеке.

У меня вылетают слезы из глаз. Я ничего не вижу.

– Ты че, сука!

И еще один хлесткий удар приходится мне в лицо.

В голове взрывается бомба, которая оглушает меня.

Я чувствую ожог под кожей и течение из носа.

У меня пропадают силы сопротивляться. Я изнеможенна и беспомощна.

В ушах гул. Мои глаза плавают по потолку машины.

Там, где-то внизу, силуэт Черного потирает нос.

Мне хочется наброситься на него и в клочья изорвать его лицо. Но руки атрофированы.

Я вся будто парализована. Вот что чувствуют жертвы. Они утопают в своем бессилии, захлебываются позором и сгорают от ненависти.

Черный грубыми рывками пытается сорвать с одной ноги чулок, царапая меня ногтями, но потом бросает эту затею и разрывает колготки посередине. Тонкая полоска трусов уже не защитит меня от его грязных посягательств.

Он расстегивает молнию штанов и приспускает их.

Ненавижу.

Сквозь пелену перед глазами я различаю, что он что-то вертит в руках, что-то маленькое, разрывает это. Должно быть, это презерватив.

Ненавижу людей.

Он опускает руки вниз и что-то там налаживает.

Ненавижу весь мир.

Я ничего так не хочу в это мгновение, как смерти этого выродка.

В него просто обязана сейчас ударить молния, неважно откуда взявшаяся, и испепелить его поганое тело в прах. Просто обязана. Иначе этот мир не должен существовать.

Моя рука вдруг ползет вдоль моего тела и проникает в карман пальто.

Через мгновение в моем кулаке зажато шило.

А еще через мгновение оно вонзается Черному в глаз. Из которого тут же выбрызгивает кровь.

– А-а-а! – бешено вскрикивает он, опрокидываясь назад.

Мои руки толкают его в сторону, кулаки бьют по уху. Он судорожно отмахивается. И наконец полностью слезает с меня. Опирается на свое сиденье, продолжая громко хрипеть и подвывать.

Это не я его бью.

Моя нога подскакивает и втыкает мой сапог ему в пах. Еще раз! Моя подошва лупит по его уродливому отростку, облаченному в резину и теперь похожему на истерзанного толстого червя.

– Ты такую не забудешь, – бросают мои губы. – Такую помнить будешь.

Это не я говорю.

Мои щеки втягиваются, наполняя рот слюной, и через секунду выпускают плевок в лицо, из которого торчит шило.

Это не я. Это другой человек.

Это Алиса.

Она, полностью владея мои телом, открывает дверь машины, и одна моя нога ступает на снег.

– Стой, сука!

Моя вторая нога внезапно застревает в тисках железных пальцев вольного борца.

Алиса, пытаясь вырваться, судорожно дергает ногой и оставляет в его граблях сапог – и падает на землю.

Она бросает взгляд в салон.

Черный, будто раненый медведь, воинственно кряхтя, раскачивается, собираясь выбраться из машины и напасть.

– Ты куда пошла, тварь! – рычит он.

Меня обсыпает снег. Алиса мгновенно оживает.

Она спешно встает и пятится от одноглазого зверя.

– Я тя убью, сука, – шипит тот. – Я тя сгною, мразь.