Но картинки из киноленты оказались не к месту. Он вернулся в Прагу и слушал рабби, который рассказывал ему о формулах, пронесенных через тысячелетия – от одного еврейского мудреца к другому начиная со времен Адама. Ведь каббала – это тайная мудрость. И она содержит особые алфавиты и магические слова, самое главное, сильное и прекрасное из которых – тайное имя Бога.
– А какое у Бога тайное имя? – спросил Майкл.
– Если я тебе сказал, это будет секрет?
– Нет, не будет – а зачем Ему вообще тайное имя? Просто «Бог» – и все, разве этого мало?
– Бога ты не спрашивай, почему он делает так или эдак.
Каббала оказалась настоящим философским камнем, столь же настоящим, как этот рисунок из книги в кожаном переплете – картинка, изображающая совершенно особенное место, где Иегуда Хирш часто бывал со своим отцом. Майклу захотелось услышать больше о каббале и тайном имени Бога, но рабби Хирш не был намерен продолжать разговор на эти темы и стал водить пальцем по следующему рисунку.
– Смотри, здесь находится старое еврейское кладбище, – сказал он и понизил тон. – Не то, которое раскопали ради стройки. Кладбище, где еще спят мертвые.
На картинке Майкл увидел сотни могил. Нет, не сотни. Тысячи. Передвигаясь между ними по тесному, обнесенному стенами пространству кладбища, ведомый Иегудой Хиршем, он видел памятники, наползающие друг на друга, некоторые ушли в землю, ведь там гробы, по словам рабби, аж на двенадцать этажей вниз, и на всех камнях надписи, да все на иврите. На ботинки Майкла налипла грязь, его начала засасывать кладбищенская земля; он вдруг перепугался, что уйдет в нее на все двенадцать этажей, к гниющим трупам и костлявым скелетам мертвецов. Он изо всех сил поднял одну ногу, и грязь издала чавкающий звук, а его друг Иегуда схватил его за руку и вытащил в безопасное место на отсыпанную гравием дорожку. Начал падать серебристый дождь. На некоторых памятниках были символы, рабби объяснил, что они значат: ножницы означают портного, ступка и пестик – аптекаря, а книга означала могилу печатника. Майкл не мог прочесть имена и даты на мокрых камнях: все на иврите. Даже если бы он умел читать на этом языке, задача не стала бы более выполнимой: буквы основательно стерлись от дождя и снега, солнца и времени. На старом еврейском кладбище тайное имя было не только у Бога.
Рабби показал на статую человека, заметно возвышавшуюся над памятниками. На рисунке статуя была в ниспадающих одеждах и похожей на ведро шапке, а на глазах и всем лице – черная тень. Совсем как настоящий маг. Не то что алхимики. Майкл был уверен, что видел, как в его глазах, спрятанных в тени, блеснули синие огоньки.
– Этот человек – он очень важный, – сказал рабби.
– А кто это? – спросил Майкл. – У него самый большой памятник на всем кладбище.
Рабби помедлил.
– Это, – сказал он, – рабби Лёв.
– Лёв? – пробормотал мальчик и подумал: похоже на театр «Лоу Метрополитен» на Фултон-стрит.
– Да. Иегуда Лёв. Меня назвали в его честь.
– А почему он на отдельной картинке?
– Потому что он самый знаменитый рабби за всю историю Праги.
– Вы его знали лично?
Рабби Хирш засмеялся.
– Нет, он жил в шестнадцатом веке, а я родился в тысяча девятьсот восьмом году.
Сорок семь минус восемь. Девять. Один в уме. Ему тридцать девять лет, подумал Майкл, глядя на рабби Хирша. Может быть, тридцать восемь, если он родился в марте или позже. Чуть старше моей мамы. Но выглядит намного старше ее.
– А чем он был знаменит? – спросил Майкл.
– Это долгая история, – сказал рабби. – И великая. Она… как это правильно? Ужасная. И слишком длинная, чтобы ее рассказать сегодня.
Майклу не хотелось уходить. Он не хотел выбираться из мрачных пражских чудес на ничем не примечательные бруклинские улицы. Ему хотелось узнать больше о прелестях мира.
Например, как зовут Бога.
И о каббале.
И о чудесах.
Но он услышал свой голос, говорящий: «До свидания».
10
Копы появились вечером в один из понедельников, чтобы поговорить с Майклом, мама в это время работала в «Грандвью». Он сидел за кухонным столом, торопясь доделать домашние задания, прежде чем приступить к новым выпускам Капитана Марвела и «Преступление будет наказано», которые он выменял у Джимми Кабински. На столе лежали книги, на стуле – холщовая школьная сумка. Все пальцы были в чернилах от потекшей авторучки. Оставленное мамой в кастрюле жаркое, все еще теплое, стояло на плите, его тарелка – в раковине, ее предстояло помыть и вытереть, прежде чем мама вернется с работы. Тихо играло радио, настроенное на волну WNEW. Гарри Джеймс, «Чирибирибин». Он доделал упражнения на деление в столбик и добрался до половины задания по грамматике, вожделенно поглядывая на обложку криминального комикса с историей о Красавчике Флойде, когда услышал тяжелые шаги на лестничной площадке под дверью. Затем рокот баритона. И два резких стука в дверь.
– Кто там? – спросил он.
– Полиция, – ответил голос. – Открывай.
Сердце Майкла тяжело забилось. Полиция наведалась в их квартиру впервые. Он пожалел, что мамы нет дома.
– Давай-давай, – сказал грубый голос. – У нас мало времени.