– Вперед, Республика! – воскликнула она, как это происходило всегда, когда мама была чем-нибудь особенно довольна. Она наконец накопила денег, и вот результат – новый приемник, и не простой, а «Филко». Из задней части ящика выходил антенный кабель, шел по лепнине стены к форточке, другой конец антенны свисал куда-то во двор. Помех не было вообще, и звук человеческой речи был чистейшим. У приемника был и коротковолновый диапазон, и на желтой светящейся шкале были видны напечатанные мелким шрифтом названия далеких городов. Копенгаген. Лондон. Дублин. Париж. Москва. И вон там, смотри, видишь? Прага!
– Он прекрасен, мам, – сказал Майкл. – Глазам своим не верю.
– Я тоже, – сказала она. – Но в «Гинзберге» он продавался совсем уж недорого.
Он не спросил, сколько именно: о деньгах с мамой лучше было даже не заговаривать. Вместо этого он отвернулся от нового приемника, слушая Леса Брауна и его «Оркестр знаменитостей», и увидел их старый «Адмирал» с ободранной панелью из кожзаменителя – приемник лежал на боку на стуле у газовой плиты. Сетевой шнур с вилкой беспомощно свисал со стула, не доставая на пару дюймов до пола. Старое радио выглядело грустным, как человек, лишившийся работы.
– А куда мы денем старый приемник, мам? – спросил он.
– Боже, в самом деле куда? Ну, давай отдадим в общество Святого Винсента де Поля. Может быть, кому-то еще пригодится.
Пауза.
– А можно я отдам его рабби Хиршу?
– Ох, Майкл, ведь это старая рухлядь. Рабби может на тебя обидеться.
– Нет, нет. Он… наоборот… Мам, он совсем бедный. У него денег почти не бывает. А музыку он слушать очень хочет. Так что…
Мама улыбнулась.
– Делай как хочешь, – сказала она и взялась за ручку настройки в поисках радиотеатра «Люкс».
На следующий день дождь прекратился. Майкл поспешил из школы домой, занес в комнату учебники, схватил старенький «Адмирал» и вернулся наверх в синагогу. Когда рабби Хирш встретил его у двери, мальчик вручил ему радио.
– Что это?
– Это вам, – сказал Майкл. – Не самый лучший, но работает.
Рабби взял приемник обеими руками и на какое-то время застыл на месте. Словно ему отдали нечто священное. Майкл представил его молодым – в пражском кафе, слушающим со своими друзьями передачи на всех языках Европы.
–
– Пожалуйста, рабби.
– Пойдем, – сказал рабби Хирш чуть дрогнувшим голосом. – Послушаем немного музыки.
Он отодвинул несколько книг и поставил приемник на полку рядом с фотографией его жены Лии. Они нашли розетку и воткнули в нее шнур. Постояли молча, глядя на приемник. Рабби жестом попросил Майкла включить радио. Майкл был озадачен: сегодня не суббота; кроме этого, вполне возможно, что включить радио – это вовсе не работа.
– Включите его сами, рабби, – сказал Майкл, сложив руки за спиной.
–
– Я отказываюсь, – сказал Майкл. – Это теперь ваше радио, вы и включайте.
– Однажды я хотел бы кому-то рассказать, как ко мне приходил мальчик и давал мне радио. И принес музыку в мой мир.
– Да ладно. Достаточно будет сказать, что вы самостоятельно включили приемник.
Рабби вздохнул и потянулся к рукоятке; с таким же видом отец Хини мог потянуться к чаше для причастия.
И внезапно маленькую комнатушку наполнила музыка.
Бинг Кросби.
Майкл начал подпевать ему – точно так же, как мама подпевала Элу Джолсону.
Рабби запрыгал по комнате, задирая ногу, хлопая себя по ляжкам, смеясь и крича: «
– «Не держи меня в загоне», Бинг Кросби! – и продолжил петь:
Еще всхлипы, еще движения танца – и Бинг Кросби закончился. Майкл впервые видел рабби таким счастливым. Они мчались по эфиру от станции к станции, натыкаясь на Ната Коула, Перри Комо, Дорис Дэй. Майкл не сумел поймать Бенни Гудмена и Каунта Бейси, но он показал рабби, каким отметкам шкалы соответствуют станции с хорошей музыкой, где передают новости, а где – бейсбольные репортажи.
– Снова я хочу услышать Бинга Кросби, – сказал рабби Хирш. – Про «не держи меня в загоне».
Майкл настроил приемник на WNEW и услышал оркестр Гудмена. Трубач выводил тему «И запели ангелы». Рабби качал головой в ритме. И вдруг его лицо глубоко напряглось.
– Эта музыка? – сказал рабби, широко раскрыв глаза. – Это я знаю. Еще в Праге знал. Мы играли это на свадьбах, только медленнее. И танцевали.