Поднимаясь по лестнице, он понял, как темно у них в подъезде – полно неосвещенных углов, где его может подкараулить Фрэнки Маккарти. Почему Фрэнки так на него посмотрел? Почему «соколы» пялились на него из бильярдной? Фрэнки забрали в участок, и они жаждут мести. Он вспомнил нож Фрэнки. В памяти всплыл и мистер Джи с пробитой головой. Кто-то, видимо, сообщил. Майкл понимал, что полицейские от него ничего не добились; он им ничего не рассказал, не стал крысой. Но кто-то все равно рассказал. А в тот день в магазине были только он сам, Сонни и Джимми. И тут ему стало не по себе. Он думал, что хорошо знает своих друзей. Может быть, тут он дал маху. Возможно, Сонни или Джимми скрысились и настучали на Фрэнки Маккарти. А если это один из них, то почему этот трус свалил все на Майкла, чтобы «соколы» подумали, что это сделал он? Чтобы спасти свою шкуру.
Нет, быть того не может. Они же его друзья. Все за одного и один за всех. Они не могут стать осведомителями. Они же не хотят заработать клеймо стукача. Может быть, копы нашли другого свидетеля. Или Фрэнки в каком-нибудь баре выпендрился, что, мол, это он избил мистера Джи. Или нашли его отпечатки пальцев на телефоне. Это, возможно, кто-то другой. Вообще не осведомитель. Не такой, как Виктор Маклаглен в фильме об осведомителе в Ирландии. Не Иуда. Возможно.
И все равно Майклу было страшно. Он сожалел, что мамы не было дома, но ей еще как минимум три часа работать в «Грандвью». Он запер за собой дверь кухни. Открыл дверь ванной, сердце бешено билось, заглянул внутрь и испытал облегчение от того, что там никого нет. На цыпочках он обошел комнаты, включал везде свет и, задерживая дыхание, открывал дверцы шкафов. Наконец он почувствовал себя в безопасности. Включил свой новый «Филко» и зажег горелку на плите, чтобы разогреть оставленное мамой жаркое. Когда запела Элла Фицджеральд, он открыл свой портфель, разложил книжки на кухонном столе и тупо пялился на то, что ему было задано. Нудная чертова бессмыслица. Почему приходится тратить столько времени на разбор предложений? Да, это может пригодиться, чтобы объяснять правила рабби Хиршу. Но это же так просто. Все это можно пройти за три дня. Ну не три же недели разбирать эти тупые предложения. Почему нельзя читать «Шерлока Холмса» и разбирать, какие предложения писал Артур Конан Дойл? Или Роберт Льюис Стивенсон? Они писали красивые предложения. А не такие, как эти. «Джон бросил мяч в Джейн». «Фрэнк достал свою книгу». Фигня какая-то. Он подумал о том, чтобы сначала почитать комиксы, а затем уже заняться домашними заданиями, но тогда он может слишком устать, а ведь вставать завтра в семь, и нужно еще отслужить восьмичасовую мессу, и если он придет в школу, не сделав заданий, то…
Пожарный выход!
Окно на пожарную лестницу никогда не запирали. На пожарную лестницу на первом этаже мог забраться кто угодно, а потом спокойно взойти по ней наверх. Господи Иисусе!
Он бегом бросился в свою комнату. Окно было поднято примерно на полдюйма, а под него засунуто скрученное полотенце, преграждавшее путь дождевой воде. Он вытащил полотенце и потянул раму вниз, чтобы закрыть окно, но примитивная защелка не вставала на место. Он пыхтел и надрывался, но защелку не пускали многочисленные слои масляной краски. Наконец окно удалось закрыть. Он прислонил к окну книгу – если его откроют, книга свалится и наделает шуму. Он встал так, чтобы на него не падал свет с улицы, и посмотрел вниз на Эллисон-авеню. Никого из «соколов» не видно. На кухню его вернул запах подгоревшего жаркого.
На дне кастрюли все успело почернеть, но остальное было в порядке. Он наскреб себе в тарелку жаркого, на радио Стэн Ломакс вещал о спортивных событиях дня. Джеки Робинсона вот-вот должны взять в «Доджерс». В двенадцати играх против «Доджерс» и панамских клубов его показатель отбивания – 0,519. Пятьсот девятнадцать тысячных! Бейб Рат никогда не набирал 0,519. Может быть, это было бы по силам Теду Уильямсу или Стану Мьюжелу, но разве что в будущем. Робинсон все еще оставался в «Монреаль ройялс», сказал Ломакс, но совсем не похоже, что он долго задержится в нижних лигах.