Снег в августе

Рабби объяснил ему, что инструмент называется шофар, он изготовлен из бараньего рога. Его используют во время церемоний праздника Рош ха-Шана; точно такой же рог использовал Иешуа, чтобы разрушить стены Иерихона[19].

В ответ Майкл запел песню, которую часто передавали по радио:

Иешуа вступил в битву за Иерихон, Иерихон, Иерихон, Иешуа вступил в битву за Иерихон, И стены города обрушились.

– Погоди, погоди! – воскликнул рабби, просигналив в шофар. – А теперь снова!

Майкл запел более решительно, и рабби сыграл несколько нот зычным и печальным звуком бараньего рога. Иешуа вступил в битву за Иерихон, Иерихон, Иерихон… Звук шофара был плотным, первобытным, пугающим, будто бы рабби Хирш достал его из глубины веков. Но звук этот не был мелодичным. Он не вызывал жалости. В нем не было меланхолии. Звук был просто громким и грубым, как пароходный гудок.

Когда рабби закончил, он печально покачал головой, и на лице отразилось разочарование неудачей.

– Это невозможно, – сказал он. – Из шофара ничего не извлечь, кроме шума. Нужно иметь… – Он постучал себя по груди, будто надеясь получить в ответ правильное слово. – Как это будет?

– Легкие, – сказал Майкл. – Тогда у вас будет хватать дыхания.

– Да, да, легкие.

Он перевернул шофар в руках.

– Почему я не могу из него делать музыку? – сказал он мягко. – Почему я не могу из него делать радость?

Майкл не смог ему ответить.

– Почему я не могу из него делать, как обычный Зигги Эльман?

Рабби Хирш положил шофар на полку этажерки и включил радио. Приемник был настроен на станцию «Дабл-ю-эйч-эн». Ред Барбер объяснял, что с хорошими раннерами на первой и третьей и к тому же без аутов «Доджерс» будут в шоколаде.

– А зачем им обмазывать себя в шоколад? – спросил рабби.

– Да никто никого не обмазывает, – сказал Майкл.

– Тогда почему Ред Барбер говорит про «Доджерс», что они будут в шоколаде?

– Да он всегда так говорит, точно так же, как слово «мясорубка».

Рабби принялся листать страницы словаря.

– А, мясорубка – я видел это в одной лавке.

– Ред Барбер всегда так говорит, когда описывает, ну, серьезный конфликт. Вот, например, когда бэттеру достается мячом и он набрасывается на питчера. Или когда Лео Дюроше выходит на поле, чтобы поорать на судей. Это и есть «мясорубка». А если он говорит «мы в шоколаде», это значит, что «Доджерс» в хорошей форме. Встали с правильной ноги. Сидят на попе ровно. Понимаете, о чем я говорю?

– Нет.

Прокручивая эти слова в голове, Майкл вдруг понял, что рабби Хирш может понять их буквально. Спортивная форма, правильная нога, ровно на попе. Как же вышло, что эти выражения означают что-то совсем другое?

– В общем, это что-то вроде «иметь преимущество», – сказал Майкл. – Типа – не о чем беспокоиться. Проиграть невозможно. Все получится как надо.

Рабби Хирш кивнул, будто бы подтверждая успех неуклюжих объяснений Майкла. Он подошел к этажерке и снова поднял рог.

– Если как обычный Зигги Эльман я могу играть на этом шофаре, – сказал он, – то я буду в шоколаде.

Майкл улыбнулся:

– Точно!

18

Субботним утром, за несколько недель до Пасхи, Майкл, Сонни и Джимми играли в мяч у фабричной стены на Коллинз-стрит. День был ясный, но для полноценной игры в стикбол было еще холодновато: их сверстники застряли дома и не с кем было даже разделиться на команды. Но Джимми обнаружил среди дядиного мусора старую метлу, а у Сонни с прошлого лета остался «спалдинг»; они оставили от метлы только лишь черенок и по очереди принялись лупить по мячу, направляя его в стену фабрики. Перед стеной автосервиса О’Малли они начертили мелом домашнюю базу. Каждый десять раз бил по мячу, потом они менялись местами. Бейсбольный сезон не стартует раньше 16 апреля. Никто еще не знал, возьмут ли Джеки Робинсона в «Доджерс». А в «Ройялс» он уже набирает 0,625, опережая игроков «старшего» клуба.

– Должны взять, – сказал Майкл. – Ну как не взять-то, если у него столько попаданий? Он даже не напрягаясь за троих сыграет.

– Скоро узнаем, – сказал Сонни. – Эй, Джимми, подай-ка крученый, увидишь, что с ним сделаю.