Снег в августе

Джимми продолжал бросать мячи в Сонни, который отбивал все подряд, а Майкл бегал полевым – ловил мяч, отскочивший от стены. Когда Сонни закончил свои десять ударов и настал черед Майкла быть бэттером, он обнаружил, что посылает мяч намного дальше, чем делал это прошлым летом. Он знал, что прибавил пятнадцать фунтов в весе и два дюйма в росте, но по какой-то причине он стал еще и лучше видеть мяч. Он наблюдал за тем, как «спалдинг» вылетает из руки Сонни, а по мере приближения к нему становится толще и розовее. Каждый раз, когда он бил по мячу, он попадал, и мяч высоко взлетал перед стеной. Он быстро закончил: десять ударов, десять попаданий. Такой же результат, как у Сонни. Затем он подавал мячи Джимми, а в поле бегал Сонни. Джимми промахнулся четыре раза из десяти. Потом они снова поменялись ролями. Около полудня приполз мусоровоз, пыхтя и скрежеща шестернями передач, и остановился перед автосервисом О’Малли, перекрыв путь к домашней базе. Мальчики стояли и смотрели, как уборщики высыпают в грузовик содержимое мусорных баков.

– Ну что, есть новости с Келли-стрит? – спросил Сонни. – Ну, ты понял: из синагоги то есть.

– Вообще ничего, – сказал Майкл. – Я все там обшарил, – солгал он, – никаких признаков.

– Я что-то пропустил? Вы про что? – спросил Джимми.

– Ну, три пацана играли в стикбол, – сказал Майкл, – а потом подъехал мусоровоз, и…

– Может, наведаемся туда как-нибудь вечерком, – бесстрастно сказал Сонни. – Может, найдем чего.

– У нас есть дела и поважнее, – сказал Майкл.

– Что может быть важнее, чем разжиться деньгами?

– Чертовы «соколы», вот что.

Сонни смотрел через улицу. Этот холодный весенний день не предвещал ничего опасного.

– Если бы мы разжились деньгами, – сказал Джимми, – смогли бы уехать во Флориду. Ты, Майкл, взял бы с собой маму, а Сонни – тетку…

– Чур, твой дядя останется здесь! – сказал Сонни.

– Понимаете, – сказал Джимми, – если мы полезем туда, в синагогу, то лучше сделать это после Пасхи. В Пасху евреи…

– Убивают детей и подмешивают кровь в мацу? – резко сказал Майкл.

– Ну… ну да.

Майкл подумал о брате Таддеусе, пражских тоннелях и Големе, и ему расхотелось играть в мяч.

– Пойду подъезд вымою, – сказал он, передавая биту Сонни, и тот посмотрел на него в замешательстве. Майкл направился к Эллисон-авеню. Чертов ты идиот, Джимми. Из-за таких, как ты и твой трепач-дядька, везде приходится ходить с оглядкой, и я до усрачки боюсь ходить в подвал, чтобы подбрасывать уголь в котел, кое-кто на нас смотрит так, будто собирается глотки перерезать, – и при этом ты веришь в то, что евреи подмешивают кровь в мацу? Долбаный ты недоумок. Я должен с ними поговорить прямо. Должен. Должен рассказать, что рабби Хирш – хороший человек. Должен им сказать, что никаких сокровищ нет. Должен объяснить, чем я там занимаюсь. Должен, должен. И рабби Хиршу должен сказать. Должен, должен, должен.

Он завернул на авеню и застыл на месте. Ноги налились свинцом, руки похолодели. В двух кварталах от него он увидел Фрэнки Маккарти.

Тот шел прямо к нему.

С ним было еще трое «соколов».

Они шагали одинаковой походкой вразвалочку. С развинченным видом. Толкали друг друга задницами. Курили сигареты.

Майкл подумал: вот же дерьмо-то.

Фрэнки Маккарти.

Он вернулся.

Он на свободе.

Господи Иисусе.

Майкл не мог незамеченным попасть домой. Он прилип к окнам столовой Пита, скользнул за угол на Коллинз-стрит, пытаясь выглядеть невозмутимым. Он надеялся, что Фрэнки и «соколы» вступят в перебранку с девушками. Он надеялся, что они зайдут к Непобедимому Джо попить пивка. Но больше всего он надеялся на то, что они его не успели заметить.

Мусоровоз уже уехал. Сонни отбивал, Джимми Кабински подавал.

– Эй, пошли отсюда! – крикнул им Майкл. – Фрэнки Маккарти выпустили. Он идет по Эллисон-авеню.

– О черт, – сказал Сонни.

Он сунул мяч в карман и держал биту на манер клюшки; они шагали по Мак-Артур-авеню, подальше от Эллисон, подальше от Фрэнки. Всего в двух кварталах справа от них, на Келли-стрит, была синагога. Там мы оказались бы в безопасности, подумал Майкл. Но как он может привести Джимми в место, где, по его мнению, евреи подмешивают человеческую кровь в свою чертову мацу? Рабби Хирш в таких случаях говорит «мешугге»[20].

И они пробежали еще один квартал в направлении парка, вскакивая на сиденья скамеек, забираясь на каменные бордюры и спрыгивая с них на землю. Молчали и тяжело дышали, пробираясь среди обломков зимы – упавших веток деревьев, сосновых шишек, ящиков из-под пива, перевернутых мусорных баков и ботинок, отбившихся от пар. Так они и шли, пока поперек пути не встал каменный мост, по которому медленно продвигалась пара автомобилей; под широкой аркой моста было темно, вполне сойдет за убежище. Все трое тяжело дышали.

– Похоже, под залог вышел, – сказал Сонни. – «Соколы», похоже, скинулись и набрали-таки ему двести пятьдесят баксов.

– И теперь он придет за нами, – сказал Майкл.