Снег в августе

Они вкратце обсудили такие выражения, как «сходить попи́сать», «пи́сать против ветра» и «пи́сать кипятком». А когда оба отсмеялись, рабби рассказал Майклу о празднике Песах. Рассказал о древних временах, когда евреи были рабами египтян и Бог насылал на фараона бедствие за бедствием, чтобы убедить того освободить евреев. Десятая напасть была самой страшной, и она оказалась последней. Во всех египетских семьях погибли первенцы. Но ангел смерти миновал дома евреев. Ангел знал, в каких домах живут евреи, потому что они пометили притолоки и дверные косяки кровью ягненка. Майкла эта история привела в трепет: евреев спас магический знак! Когда это случилось, фараон наконец догадался, к чему это все, и решил отпустить евреев на свободу. Майкл попытался представить себе, как ангел смерти парит над Египтом, раскинув черные крылья, с неумолимым и суровым лицом, как у статуи Моисея на картинке из энциклопедии. Он представил себе рыдающих египтянок-матерей. Он увидел, как на заре собираются евреи, чтобы отправиться на север – в землю, текущую молоком и медом.

– И с тех самых пор мы собираемся на… годовщину? Да, на годовщину, чтобы отпраздновать и возблагодарить Бога. Восемь дней это длится. В первый вечер у нас большой обед – седер. Семья, друзья, все кушают и молятся. Песах-Пасха – это великий праздник весны. Праздник свободы.

– Может быть, у Джеки Робинсона будет такой обед через год, – сказал Майкл. – Седер.

– Если он уже живет в Бруклине, мы ему скажем: Джеки, приходи сюда.

– Вот было бы круто! – сказал мальчик.

Рабби ткнул пальцем в номер «Бруклин игл».

– Видишь, он будет приходить в другую землю, текущую молоком и медом, – в Бруклин! – Рабби сжал кулаки, изображая, что держит биту. – А в этом году – в Иерусалим!

Оба засмеялись. Рабби подцепил коробку с американской мацой.

– Все у нас еще оттуда, из Египта, – он распаковал коробку, вытянул из нее хлебец и дал его Майклу. – Вот, например, маца. Когда евреи узнали, что фараон их отпускает, они решили поторопиться, пока он не передумал. И у них не было времени, чтобы хлеб… – Он сделал жест руками. – Ну, чтобы стал толстым?

– Поднялся.

– Да, чтобы поднялся. Вот они и взяли с собой, что было. Хлеб, который не поднялся. Этот самый, – он поднял хлебец. – Маца.

Майкл откусил кусочек от огромного крекера. Тот оказался сухим и безвкусным.

– Да, это не шоколадка «Херши», – сказал рабби.

Он открыл шкафчик и снял с полки коричневый бумажный пакет. И положил его на стол перед Майклом.

– Это тебе, – сказал он. – И твоей маме.

Майкла это озадачило.

– Хлеб, – объяснил рабби. – Обычный хлеб. Такой тут, в Америке, в магазине продают. Мы называем его хамец.

Майкл заглянул в пакет и увидел в нем несколько рогаликов и ломтей ржаного хлеба.

– Тора говорит нам убрать весь – как это правильно? – дрожжевой хлеб, или хамец[31], из дома на все восемь дней праздника Песах. И в Торе говорится, чтобы мы нашли весь-весь хамец до последней крошки и вычистили полностью из дома. Святые люди говорят, что хамец как гордыня – хлеб, который большой и внутри пустой, будто – как это правильно? – будто надутый.

Он мягко улыбнулся.

– Но я так не думаю, – добавил он. – Хлеб – это хлеб, но только не в Песах.

Он протянул пакет Майклу.

– В общем, в пакете хамец, – сказал он. – Еще свежий. Отдай своей маме. – Он сделал паузу, будто пытаясь представить себе чувства ирландской женщины, которую он никогда не видел. – Ну или сделай с ним что-нибудь еще, если твоя мама… ну, если ее это обидит.

– А она всегда беспокоится о том, чтобы не обидеть вас, – сказал Майкл. – И мама очень любит ржаной хлеб.

– Это мир мешуггене[32], – сказал рабби.

– Да, тут полно мешуггене, – сказал Майкл, гордясь собой: идиш становится для него чем-то почти обыденным.

Пока рабби мыл плиту и пол, а Майкл помогал ему передвигать мебель, чтобы выгрести из углов шмуц[33], рабби рассказал ему о прекрасных седерах, которые они устраивали в Праге, где за большими дубовыми столами собиралось несколько поколений семьи Хиршей. Майкл представил себе стариков, рыгающих и попукивающих на диванах, снующих туда-сюда детей, игру «найди спрятанную мацу»[34], флиртующих кузин и заигрывающих друзей. Все как описывал рабби: чтение Агады, и «четыре вопроса», и горькие травы к столу, и все они вместе, и все думают, что так будет продолжаться из поколения в поколение, молодые похоронят старых, затем состарятся и сами, и так до бесконечности.

– Это было счастье, – сказал рабби. – И его больше нет.

– А вы будете здесь устраивать седер?

– Может быть, в будущем году, – сказал он. – Если удастся накопить денег. Твою маму приглашу, тебя, еще кого-нибудь. Может, кто-то из синагоги придет.