Снег в августе

– А где ваш муж, уважаемая? – сказал коп с землистым лицом.

– В Бельгии.

– Что значит – в Бельгии?

– Похоронен. Он там погиб, – сказала она и показала на крышу. – В бою с теми, у кого были такие же знаки.

Кармоди только теперь разглядел фото Томми Делвина на стене; он прокашлялся и взглянул на напарника. Лицо его пылало. Теперь оба стали куда вежливее.

– Ну вы ведь понимаете, миссис Делвин, теперь дело уже за сыщиками, а ночью они мало что смогут сделать. – Он закрыл блокнот и встал. – Но мы обязательно поднимемся на крышу и убедимся, что там все в порядке, хорошо? Только вы ничего не трогайте.

Они вышли, и Майкл услышал их тяжелые шаги по крыше над кухней. Мама молча мыла чашки. Он стал еще больше любить ее за то, что она сделала. Он никогда не слышал, чтобы мама говорила о смерти своего мужа с целью кого-либо разжалобить. Никогда. Она не сделала этого и сейчас, с копами. Она скорее дала им понять, что раз уж ее муж погиб, выполняя свою работу, то и они могли бы выполнить то, что должны. Она никогда не плакала при людях. И не размахивала флагом, как патриоты. Каждый год она заказывала мессу в предрождественские дни – в годовщину смерти мужа. И все. Некоторые вещи, как она сама говорила, лучше держать при себе. И вот они оба в один и тот же день вспомнили о Томми Делвине.

– Мам, а папа умел танцевать?

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Я про это думал, – сказал он. – Рабби Хирш рассказал мне о том, что он так и не успел потанцевать со своей женой. А я… ну…

– Он танцевал просто прекрасно, – сказала она. – Субботними вечерами мы с ним ходили в «Уэбстер-холл» на Манхэттене. Летом танцевали на Кони-Айленде у Фельтмана. Он умел правильно танцевать джиттербаг и очень красиво танцевал фокстрот. Но больше всего он любил вальс. Я тоже.

Вальс, думал Майкл, что за танец этот вальс? Он с трепетом представил себе отца танцующим. Представил, как он танцует медленный джиттербаг – грациозно и с улыбкой на лице, но теперь-то он знал, что Томми Делвин действительно умел танцевать джиттербаг, а вот как себе представить другой танец, этот вальс? Кейт, похоже, прочла его мысли.

– Это танцуют на раз-два-три, раз-два-три, – сказала она. – Давай покажу.

Она взяла его за руку, положила другую руку ему на пояс и показала шаги: раз-два-три, раз-два-три. Они протиснулись в небольшое пространство между столом и раковиной, и она стала напевать мотив. Та-ра-ра-рам, там-там, там-там, та-ра-ра-рам…

– Это Штраус, – сказала она. – «Голубой Дунай». Ты наверняка слышал. – Точно, слышал. – Это всегда передают в утреннем шоу «Поболтаем с Гэмблингом». – Он представил отца, танцующего с мамой в каком-нибудь зале из кино, а затем рабби Хирша, подающего руку своей жене. А затем он заметил внизу во дворе луч карманного фонарика.

Он отпустил мамину руку и подошел к окну. В одной из квартир на Коллинз-стрит зажегся свет, и он увидел, как мистер Росситер с раздражением выискивает, откуда исходит луч. Майкл открыл форточку и высунулся наружу, чтобы лучше видеть. Он услышал, как мама открыла кран, и горячая вода полилась на стопку тарелок.

– Осторожнее там, Майкл. Не вздумай, ради бога, свалиться!

– Да ни за что!

Потом луч фонарика во что-то уперся, и он услышал на крыше озабоченные голоса – точно, там она и лежит, прямо в траве. Банка с краской.

– Мам, да ты круче, чем Шерлок Холмс, – сказал Майкл.

Она подошла к окну, вытирая руки посудным полотенцем.

– Ну, слава богу, – сказала она.

– Надо им сказать, что это «Саполин», третий номер.

– Конечно, мой дорогой Ватсон.

Оба рассмеялись. Когда фонарик во дворе погас, они закрыли окно. Кейт Делвин пошла в свое кресло читать книгу, а Майкл отправился спать. Лежа в темноте, вспоминая изящные движения танца, которым его только что научила мама и тихо напевая мелодию «Голубого Дуная», он пытался представить себе вальс. Видимо, он не раз наблюдал этот танец в кино, просто не знал, как он называется. В этих скучных фильмах о прошлых столетиях всегда были какие-то танцы – англичане носили парики, писали письма гусиными перьями, а из длинных шелковых дамских платьев выглядывали фрагменты бледных грудей. Эти фильмы смотреть было сложно: как только англичане начинали говорить, болтать принимались и все находившиеся в «Венере» дети; они замолкали лишь тогда, когда мужчины скакали на конях, дрались с врагами или протыкали друг друга кинжалами в коридорах мраморных замков. Наверняка они танцевали в замке императора Рудольфа. Из уроков географии он знал, что Дунай протекает прямо через Вену, куда мать рабби Хирша отправилась, оставив его семью. Интересно, подумал он, а впадает ли Влтава в Дунай?