Снежинка

Тишина наполнилась гулом закипающего чайника. Он задрожал, затрясся и наконец со щелчком выключился.

— Ты пьешь чай с молоком? — спросила Ксанта.

— Я живу на молочной ферме.

— А, ну да. Овсяное сгодится? Другого у меня нет. Вообще-то оно приятное на вкус. Сладкое.

— Да, пусть будет овсяное. У тебя что, непереносимость лактозы?

— Ха-ха, нет. — Она покраснела. — Вообще-то я веганка.

Я ахнула в притворном изумлении:

— Правда?

— Ага, я стараюсь это не афишировать.

— За веганами такого не водится.

— Да уж, мы новые Свидетели Иеговы. Ну так что, каку тебя сложилось с этим твоим херлером?

— Все круто. Он попросил мой телефон, но я дала ему неправильный номер, — соврала я.

— Почему?

Я пожала плечами:

— У нас нет ничего общего.

— Откуда ты знаешь?

— Мне вечно нравятся парни, с которыми у меня нет ничего общего.

— Может, ты просто не даешь себе труда узнать их получше.

— Может быть. А как насчет тебя? — спросила я. — Есть парни на примете?

— Вообще-то есть один. Мы познакомились на прошлой неделе и теперь переписываемся. Ничего серьезного, но он милый. Изучает физиотерапию в Университетском колледже Дублина. Вообще-то он тоже херлер, но у него на странице ни одной портретной фотки, только матчи по херлингу. Странно как-то. — Ксанта открыла на мобильнике его аватарку и повернула экран ко мне. — Его тут толком не видно. Он в шлеме.

— Я его знаю, — сказала я. Это был тот самый парень, который на мессе стоит позади всех. — Мы учились в одной школе.

— О боже! Сума сойти. Какой он?

Я надеялась, ей не было слышно, как застучало сердце у меня в ушах.

— То есть я его не знаю. Кажется, мы даже парой слов ни разу не перекинулись.

— Но он тебе нравится?

— В каком смысле?

— Ну как человек. Он милый?

— Ты с ним знакома. Ты знаешь его лучше, чем я.

— Он центральный защитник? Мне он сказал, что он центральный защитник.

— Уверена, что он тебе не соврал. Я сто лет не видела ни одного матча по херлингу.

Я читала в местной газете о каждой игре с его участием. В прошлую субботу его счет с позиции крайнего нападающего составил 5:1.

— Кажется, он хорошо играет. Только про херлинг и говорит. Настрой у него серьезный.

— Ага.

— Ты когда-нибудь видела его в игре?

— А то. У нас много хороших игроков. Они всюду клюшки таскают, даже на мессу. Оставляют их возле церкви, когда входят, а после службы забирают.

— О боже, он ходит к мессе? Прелесть какая!

— Ага. Заняться у нас особо нечем, так что это скорее повод пообщаться и поглазеть на соседей.

Ксанта улыбнулась:

— Ты и правда живешь в девятнадцатом веке.

— Иногда.

— Просто чума. Ладно, мне пока все это нравится! Завтра мы идем в кино. Спрошу его, знает ли он тебя.

— О господи, не надо. В смысле, в лицо мы друг друга знаем, но не знакомы.

— Не сомневаюсь, что он от тебя в восторге. Похоже, у вас очаровательная деревушка.

— Спасибо. Я только... — Я показала в сторону ванной. — Я только схожу пописаю.

— Не обязательно мне это сообщать.

— О чем? — не поняла я.

— О том, что ты идешь писать.

— Ой, извини. Это с похмелья, — сказала я, закрываясь в туалете.

В висках стучало. Руки тряслись. Я вовсе не плачу из-за парня, которого почти не знаю, это просто похмелье, убеждала я себя. Другого и быть не может.

Поезд

Я могла поехать домой в любое время, но оказалась на станции в час пик. Вагон был набит битком. Жарило, как в печке. Люди понемногу сдавали личное пространство. Руки тянулись к желтым стойкам и поручням, пальцы, плечи, бедра и сумки прижимались друг к другу. С этими незнакомцами я успела пережить больше физических контактов, чем с собственной родней, а поезд еще даже не покинул станцию Коннолли.

Мельком я заметила, как кто-то забрасывает в вагон сумку со спортивным снаряжением, и у меня зашлось сердце — но это был не он. Я позволила себе пофантазировать о том, что произошло бы, окажись это он. Нам пришлось бы поздороваться. Поболтать о том о сем. А может, наши взгляды встретились бы на одну опасную секунду, а потом мы отвели бы глаза, и мир снова встал бы на место. Мы бы молча стояли бок о бок, и я гадала бы, слышит ли он биение моего сердца, чувствует ли такую же умопомрачительную щекотку в голове.

Хорошо одетая женщина в сапогах до колен влетела в вагон и стала проталкиваться к местам для инвалидов.

— Я беременна, — объявила она.

Не сомневаюсь, что все подумали одно и то же: не так уж она и беременна. В конце концов, она же на каблуках. Скорее всего, пассажиры нашего вагона услышали эту новость раньше, чем большинство ее родни и друзей.

Мне стало жаль трех пенсионеров и мужчину, рядом с которым стояли костыли. Женщина за семьдесят уступила место. Самопровозглашенная беременная уселась, закинула ногу на ногу и достала журнал. Я заметила, что какой-то лысый мужчина неодобрительно цокает и качает головой. Он поймал мой взгляд, и я отвела глаза. Я на горьком опыте научилась не вступать в разговоры с незнакомыми ворчунами.