Снежинка

В результате меня притиснули к красивому мужчине в деловом костюме. Худощавый, но хорошо сложенный, он был бы похож на Экшен-Мена, если бы тот не был родом из Голуэя, а родился и вырос в каком-нибудь из гэлтахтов. Сквозь тесную белую рубашку с готовыми отлететь пуговицами, прилегавшую к телу плотно, будто корсет, виднелись грудные мышцы. Один из немногих пассажиров, которые ничего не слушают в наушниках и не смотрят в телефон, он неотрывно глядел в пол.

Поезд дернулся, замедляясь перед очередной остановкой. Меня швырнуло на мужчину. Я пробормотала извинения, но он меня даже не заметил. Мы по-прежнему соприкасались плечами. Я устала. Прислонив голову к желтой стойке, я стала клевать носом.

* * *

Поезд рывком тронулся, и я проснулась. Моя голова лежала у мужчины на плече.

— Простите, пожалуйста! — Я отскочила в сторону.

— Ничего страшного. — Он, кашлянув, пригладил рубашку. — Я и сам задремал.

Я почувствовала, что краснею. Еще ни разу не взглянув ему в глаза, я ощущала, что мы стали слишком близки. Он направился к выходу из вагона. Мы были в Мейнуте. В вагоне объявили, что это конечная. Мужчина нажал на мигающую зеленую кнопку, чтобы открыть двери.

Теперь я смотрела на него иначе. Постепенно узнавала его, будто актера, играющего новую роль в другом фильме. Он попал в контекст и занял свое место в моей системе координат. Я побывала у него в голове и только что проснулась. И я знала, как он собирается это сделать. Он обдумывал это каждый день в поезде по пути домой с работы. Он планировал лучший способ самоубийства.

Это случится в следующем месяце. Он наплетет что-нибудь своей беременной жене, которая будет смотреть «Игру престолов», лежа на угловом диване вместе с их собакой. Она привыкла, что по вечерам он отправляется покататься на машине в одиночестве. Она это одобряет. По ее мнению, ему полезно выбираться из дома. А то он сам не свой с тех пор, как потянул крестообразную связку и вынужден был отказаться от подготовки к ультрамарафону. Итак, он отправится в одну из своих поездок, выключит радио и примется кричать на самого себя, пока не расплачется, пока не ощутит, что испытает облегчение, только покончив со всем. Он вылетит с дороги, чтобы уж наверняка. Сымитирует аварию, чтобы не причинять родным еще большего горя.

* * *

Я сдержала свой первый порыв тронуть его за плечо. Что я смогу сказать? Передать ему некое таинственное послание? Обнять его? Какой бы вариант действий я себе ни представляла, все они казались слишком театральными для окончания повседневной поездки на пригородном поезде. Поэтому я только смотрела, как он исчезает за турникетом вместе со всеми остальными.

Инкуб

За нами гонятся. Нас целая толпа — эти люди мне незнакомы, но во сне. как это бывает, я их знаю. Кажется, я возглавляю бегство, потому что не останавливаюсь, чтобы помочь остальным. Сон буксует, словно застряв между движущимися шестернями, а потом захватывает меня целиком.

Я в пещере. Мы скованы вместе — человеческая цепь, бредущая к водоему. Нас сталкивают в воду. Вода горячая, как жидкий огонь. Я плыву прочь и, обнаженная, оказываюсь на пляже. Маленькая девочка накрывает мне плечи одеялом из фольги, словно я только что пробежала марафон, и жестом велит встать в очередь из обгоревших на солнце людей.

Атмосфера, будто в приемной у санаторного дантиста. Я жду, пока меня не вызывает женщина в островерхой шляпе. Забрав у меня одеяло, она осматривает мое тело. Потом берет скальпель и осторожно делает надрез надо лбом поперек линии роста волос.

Она начинает снимать кожу с моего кричащего лица. Волосяной шлем отваливается с затылка, будто скорлупа с разбитого кокоса. Женщина медленно и методично орудует скальпелем, стараясь освежевать меня с головы до ног, не порвав кожи.

* * *

Я проснулась с криком, хватаясь за лицо. Я была в маминой постели. Мама притянула меня к себе и перевернула подушку холодной стороной вверх. Она крепко обняла меня и стала укачивать, приговаривая: «Ш-шшш. Ш-шш!» — мне на ухо. Я так рыдала, что она не могла разобрать моих слов, но я все повторяла раз за разом:

— Внутри меня был мужчина, внутри меня был мужчина, внутри меня был мужчина...

Стромбус

Я снова проснулась, прижимая к уху что-то холодное и твердое. Это морская ракушка, которая обычно лежит у мамы на комоде, — стромбус, больше моей ладони, с белыми завитками и раскрытыми розовыми губами, за которыми виден рот. Я просунула в ракушку пальцы. Внутри она гладкая и почти влажная, снаружи — сухая, будто древняя керамическая пиала.

— Доброе утро. — Мама сидела в изножье кровати.

— Зачем? — спросила я, показывая ей ракушку.

— Иногда я ей пользуюсь. — Она пожала плечами. — Я не вкладывала ее тебе в руку, просто положила рядом с подушкой. Ты потянулась к ней, и она тебя успокоила. Ты металась во сне. — Она коснулась моего лба тыльной стороной ладони. — У тебя температура.

Я чувствовала себя как с похмелья.

— Который час? — спросила я.

— Это не важно.

— Мне надо быть в колледже.

— Помнишь, как ты сюда пришла?

— Мне приснился плохой сон, — сказала я.