— Ну, люди боятся показаться невеждами, — отвечала мама. — И им трудно принять мысль, что, погрузившись на глубочайшие уровни сна, мы освобождаемся от самих себя. Наше общество слишком сковано индивидуализмом. Настоящее вдохновение приходит извне, из коллективного бессознательного, из неизвестности, способной существовать только в сновидениях. Моцарт сочинял музыку, находясь в состоянии сна. Кафка писал исключительно по ночам. Даже молекулярная структура ДНК была открыта во сне. — Мама вскинула руки, как бы говоря: «Какие еще доказательства вам нужны?»
— И на этой ноте нам, пожалуй, пора прогуляться, — сказала я. — Ксанта еще не видела ферму.
— Хотите пойти с нами? — предложила маме Ксанта.
Я глянула на маму.
— Нет, я лучше сяду писать, — сказала мама, отпуская ее ладонь. — Ты меня вдохновила.
Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Перед уходом Ксанта поспешно записала на обложке тетради про Эшлинг список рекомендуемых книг, название занятий по йоге и свой номер телефона.
— А Мейв пойдет вечером в паб? — спросила она по пути в трейлер.
— Вряд ли.
— Я могла бы говорить с ней часами.
— Ты ей понравилась.
— Ну, я не ожидала, что она окажется настолько... — Ксанта остановилась. — Ты хоть понимаешь, какая у тебя потрясная мама?
— Она кому хочешь мозги заморочит.
— По-моему, она рассуждает очень разумно.
— Ты просто с ней не жила.
Стоило открыть дверь трейлера, как нашим взглядам предстал Билли, добавлявший пустую банку из-под «хейнекена» к башне из пивных жестянок, которая заменяла ему рождественскую елку.
— Билли...
— Тс-с-с, — сказал он, поднял руку и поставил банку на верхушку башни. Потом повернулся к нам: — Это, должно быть, и есть Санта.
— Здравствуйте, Билли. — Ксанта пожала ему руку. — Приятно познакомиться.
Билли посмотрел на меня:
— А у нее крепкое рукопожатие.
— Не железное, но твердое. И определенно не влажное, — сказала Ксанта.
— О, влажные рукопожатия — Иудины. Никогда им не доверяй.
Улыбка Ксанты дрогнула. Я поняла, что она нервничает. Она обошла жилище Билли, заложив руки за спину, изучая интерьер и притворяясь, что не замечает его взгляда.
— Ксанта, — произнес он. — Я ожидал увидеть блондинку.
— В детстве я была белокурой малюткой.
— Ты тезка инопланетной горной гряды.
— Кажется, вы про землю Ксанфа на Марсе, — предположила она.
— Женщина на Марсе. Благословенная среди мужчин.
— О боже! — взвизгнула она и, встав на колени, заглянула в картонную коробку на дядиной кровати. Я подошла посмотреть, что там. В коробке сидел еж.
— Это Эдвард, — сказал Билли.
— Какой милый!
— Рад, что кто-то так считает. Дебби хотела его убить.
— Неправда.
— Он довольно тяжело дышит, — заметила Ксанта.
— Я знаю. — Билли сел на корточки рядом с ней. — Можно подумать, он смолит по сорок сигарет в день. Он ударился мордой, так что, наверное, в этом все дело.
— Гляньте, какие маленькие ножки!
— Между прочим, ноги у него гораздо длиннее, чем кажется. — Билли показал на линию, где кончались иглы и начинался живот. — У Эдварда очень сильные мышцы. Таскать на спине такую кучу иголок — все равно что носить дорогущее вечернее платье. Когда Эдварду нужно удирать, эти мускулы поднимают платье, и он может свалить очень быстро.
— Да ты просто Дэвид Аттенборо, — заметила я.
— Как вы втиснули сюда пианино? — спросила Ксанта.
— Лучше не спрашивай, — вздохнула я. — Половина клавиш не работает, оно расстроено, и никто не умеет на нем играть.
Ксанта пробежала пальцами по клавишам и стряхнула приставшие к ним клочья пыли.
— Вот эта девочка умеет, — заметил Билли.
— Ой, господи, нет, — ответила она.
— Это видно по осанке. — Билли пихнул меня локтем. Можно подумать, речь опять шла о еже. — Сейчас она сядет пряменько, как струнка.
— Ксанта, мы тебя не заставляем, — предупредила я.
— Я не знаю, что сыграть.
— Сыграй, что хочешь.
— Только не грустное, — сказал Билли.
Я ударила его по руке.
— Сыграй, что хочешь.
Клавиши у пианино грязно-кремовые, цвета пожелтевших от никотина ногтей. Кончики пальцев Ксанты коснулись их, и она, склонив голову, стала наигрывать мелодию.
— Что это? — спросил Билли.
— «Рассвет». Это из саундтрека к «Гордости и предубеждению».
— Того, что с Кирой Найтли? — уточнил Билли.
Ксанта перестала играть.
— Вы поклонник Киры?
— Ну, ей не помешала бы парочка дополнительных сэндвичей с ветчиной.
Ксанта рассмеялась.
— Билли, нельзя говорить про женский вес, — возмутилась я.
Он завел глаза, разыгрывая спектакль для Ксанты.
— Продолжай играть, — сказал он ей. — Ты настоящая Марианна Дэшвуд.
— Ксанта больше похожа на Джейн Фэрфакс, — возразила я.
— Не могу поверить, что вы читаете Остин! — Ксанта снова перестала играть и во все глаза уставилась на Билли.
— Это его новое порочное увлечение, — сообщила я.
— Ничего порочного тут нет, — сказал Билли. — Эта женщина — гений.
Стоило Билли посмотреть на Ксанту, как в его глазах загорелся давным-давно погасший огонек.
Двенадцать пабов