Снежинка

В паб Ксанта пришла в новом джемпере с красноносым оленем Рудольфом, в узкой юбке из черной кожи, тонких колготках и сапогах до колен. Увидев, что она одна, я почувствовала облегчение и разочарование. Я уже настроилась увидеть их вместе.

— Где твой парень? — спросила я.

— Подойдет попозже, — ответила она, устраиваясь в закутке рядом со мной.

— Что будешь пить? — спросил Билли.

— Пожалуй, «хейнекен».

— Вот это я понимаю, — обрадовался Билли. — Ширли! Принеси-ка нам еще кружку, как будет минутка.

Мы готовились к долгой ночи. У нас в деревне вечеринка уродливых свитеров проходит в Стефанову ночь и знаменуется сбором пожертвований на нужды местного клуба Гэльской атлетической ассоциации. Все называют ее «Двенадцать пабов».

— А вы в двенадцати пабах участвуете? — спросила Ксанта.

— Господи, вот еще, — ответил Билли. — Нагрузка великовата.

Паб Ширли стоит на островке земли там, где дорога разделяется на две. Кто-то из местных заложил традицию после каждой кружки обегать вокруг паба, причем каждый крут считается за новый паб. Одолеть двенадцать кругов способны только самые стойкие, но к обычаю тут относятся со всей серьезностью.

— Я, может быть, пробегу пару крутов для смеха, — сказала я. — Вообще-то это весело, пока детей не отправляют по домам. Они носятся какуторелые.

— Балдеют от газировки, — сказал Билли.

— Во сколько начало?

Билли обернулся и рявкнул в сторону барной стойки:

— Ширли, во сколько марафон?

Ширли подошла к нам и поставила кружку Ксанты рядом с Билли.

— В семь.

— Ширли, это Ксанта, подруга Дебби из колледжа.

— Очень приятно, — сказала Ксанта.

— Привет, детка. — Ширли потрепала ее по голове и унесла со стола пустые кружки.

Ксанта достала телефон — наверное, чтобы убедиться, что он придет до семи. Сердце у меня уже выпрыгивало из груди.

Ксанта расспрашивала Билли про дойку^.

— У них есть имена?

— Нет, но у них есть номера.

— А вы их различаете?

— Мы привыкли узнавать их по вымени.

Ксанта расхохоталась.

— Я не шучу, — сказал Билли. — Это правда.

— Ксанта — веганка, — сообщила емуя.

Билли поднял брови с резким вдохом.

— Я не утверждаю, что я против всякого молочного животноводства, — пояснила она.

— У тебя есть футболка с надписью «Овсяное молоко — это свобода для коров».

— Я не против того, чтобы фермеры зарабатывали на жизнь. К тому же вашим коровам, кажется, сильно повезло, — сказала она дяде.

— Этим сучкам живется лучше, чем нам, — проворчал он.

* * *

Билли решил изобразить щедрого дядюшку и не позволил нам платить за выпивку.

— Ты же учил проставляться по очереди, — напомнила я, когда он велел мне убрать деньги.

— Сейчас Рождество, — сказал он, как будто это я всю зиму хандрила и ныла, что на ферме от работы не продохнуть.

Мы с Ксантой смотрели, как он обходит паб, осыпая всех поздравлениями.

— Тоже мне политик, — сказала я.

— Он потрясный.

— Стыдобища.

— Дебби, не знаю, как тебе сказать, но твой дядя — симпатяга.

— Что? Фу! Прекрати. Он старый.

— Не такой уж он и старый. И он читает Остин.

— Это я заставляла его смотреть вместе со мной экранизации. И он старый.

— Не такой уж и старый.

— Ла-ля-ля-ля-ля, я заблокирую воспоминания об этом разговоре.

— Я просто сказала.

— У тебя есть парень. — напомнила я.

Она засмеялась:

— Можно встречаться с парнем и симпатизировать другим людям.

— Только не моему дяде. Серьезно, прекрати, пожалуйста.

— Значит... — Ксанта искала новую тему для разговора. — Мейв не смогла прийти?

— В этом году^, после смерти Джеймса, ей тяжело здесь бывать, — объяснила я. — Ширли — мать Джеймса, и, ну... Они с мамой не слишком ладят.

— Значит, она дома одна?

— Да, но ей нравится быть наедине с собой.

Ксанта собралась что-то ответить, но промолчала.

— Как встретили Рождество? — спросила она вместо этого.

— Никто не умер, и ладно.

— Неужели так плохо?

— В этом году я попыталась запечь индейку. То есть сначала я хотела устроить вегетарианский ужин, но Билли об этом и слышать не желал. А мы никогда не готовим индейку на Рождество.

— А что вы обычно едите?

— Курицу по-мэрилендски.

— Серьезно?

— Ага, — сказала я.

— С чем?

— С вареной картошкой и фасолью.

— Звучит уныло.

— Знаю. Поэтому в этом году я попыталась взять бразды. В общем, не знаю, что я сотворила с индейкой, но она получилась несъедобной. В итоге пришлось скормить ее Джейкобу. Он пришел в восторг.

— А сами что ели? — спросила Ксанта.

— Картошку и фасоль.

— О боже.

— И для разнообразия несколько картофельных вафель.

— Без двух блюд из картошки на столе Рождество не Рождество, — заметила Ксанта. — А как на подарочном фронте?

— На удивление хорошо. Билли накупил мне горы всякой всячины типа пены для ванны и парфюма. Я за него немного волнуюсь. Себе на Рождество он купил пару альпак.

— Что?! — Ксанта хлопнула ладонями по столу.

— Ага, заказал их в интернете у каких-то фермеров с севера. Говорит, они не смогли их доставить из-за снега. — Я показала ей в телефоне пару альпак, глядящих прямо в объектив, будто придурочные плюшевые мишки с жирафьими шеями и безумными стрижками.

— Какая милота!

— Мы уже дали им имена. Того, что с ирокезом, зовут Джекси, а у Милдред искорка в глазу.