Снежинка

— Что бы ты сделала по-другому? — фыркнула Ксанта.

— Наверное, ничего.

На полу стояли тарелки с хлопьями — гречневыми с миндальным молоком. Это единственный вид хлопьев, который Ксанта себе позволяла. Одна тарелка была перевернута. Бежевая жижа выплеснулась и засохла на ковре.

— Как...

— Мы расстались на прошлой неделе.

— Мне очень жаль.

— Я сказала ему, что еще не разлюбила Гриффа, и в этом есть как минимум доля правды. А для Гриффа я никогда не буду достаточно хороша, если не отращу яйца и третью ногу^.

— По-моему, все устроено немного по-другому. — Я заметила на экране ее ноутбука застывших в объятии Лорелай и Рори. — На каком ты сезоне? — спрашиваю я.

— На том, когда до меня дошло, что они самовлюбленные суки. Обе.

— Ясно, — выдохнула я.

— Мама мне не звонит, — сообщила она. — Я всегда звоню ей сама. Поэтому я перестала звонить, чтобы проверить, заметит она это или нет. Мы не разговаривали уже полторы недели. Ни звоночка. Она даже ни разу не написала, чтобы поинтересоваться, жива ли я вообще.

— Наверняка она просто занята.

— А папа... он вообще никогда мне не звонит. Наверное, он позвонил бы, только если бы стряслось что-то ужасное. Даже не знаю, о чем мы с ним стали бы говорить. Вышло бы жутко неловко.

— Мне кажется, у нас с Билли получилось бы точно так же.

— Это не то же самое. Мы с папой вообще не общаемся, если не считать ежемесячных переводов с его банковского счета на мой.

— Наверняка ты преувеличиваешь, — попыталась возразить я.

— На прошлой неделе я набила себе тату. Хотелось рисунок со смыслом. — Ксанта повернулась спиной и, откинув волосы в сторону, показала перевернутый одуванчик — стебель рос из затылка и загибался к левому плечу. — Помнишь, ты рассказывала, как прибегала в трейлер и платила Билли одуванчиками за сказки на ночь? — спросила она, снова повернувшись ко мне. — Смотри, у меня на плече улетающие семена.

Я разглядывала черные крапинки, испещрившие ее плечо.

— Круто.

— Это как бы снежинки.

— Слушай, на самом деле я не считаю тебя снежинкой, — сказала я.

— А как тебе сама татуха? Только честно.

— Замечательно.

— Не умеешь ты врать, — заметила Ксанта.

— Просто меня немного напрягает причина, по которой ты ее набила.

— Я не собираюсь опять это обсуждать. Я сделала тату не потому, что мне нравится Билли. Просто... не всем повезло вырасти под крылышком волшебного дяди, который играет с тобой и рассказывает сказки, ясно?

— Да, но, по-твоему^, нормально, что ты набила татуировку, символизирующую мое детство?

— Дебби, одуванчики тебе не принадлежат. Спустись на землю. Мир не крутится вокруг тебя.

— Я так никогда и не считала!

— Правда? Да ты даже в мои отношения с бывшим влезла!

— Пошла ты в жопу, Ксанта! — Я встала с кровати. — Меня все это заколебало.

Уходя, я споткнулась о велик.

— И велосипед твой гребаный — в жопу!!! — крикнула я и хлопнула дверью.

Глория

Чем дольше я отмывала ванную Одри Кин, тем больший простор для уборки там обнаруживался. Я прошлась зубной щеткой по верхнему краю плинтуса. Из старомодных колонок играло радио — у Одри они стояли по всему дому. Жаль, что у нас таких нет. Я всегда стесняюсь выйти из кухни, когда там включено радио. Мне неловко, что оно будет говорить в пустом помещении. А еще я боюсь что-нибудь пропустить — вдруг там скажут что-то интересное или начнут перемывать мне косточки, пока я не слышу?

Передавали «Диски необитаемого острова». Наверное, в подкасте. Билли уверяет, что Би-би-си в здешних краях не ловится, если вы не из протестантов и не способны мысленно подключаться к радиоволнам. Я улыбнулась, услышав голос Кирсти Янг. Она дядина идеальная женщина, ради которой он и снизошел до прослушивания Би-би-си на ноутбуке. Он посчитал, что раз уж шотландцы внедрились на Би-би-си, то и нам нечего отставать. Я застукала его, когда он угорал от хохота, слушая Шеймаса Хини, Билли зашикал на меня и согнулся от смеха, вообразив, как Шеймас Хини топает по своему необитаемому острову в желтых мартенсах.

Нежный голос Кирсти представил ее гостью, Глорию Стайнем, о которой я только смутно что-то слышала. Мне нравилось ее имя. Glorious — «великолепный» — одно из моих любимых английских слов. Мне нравилось, как оно ложится на язык.

Первым делом Глория Стайнем выбрала мамину утреннюю песню — «В центре города» Петулы Кларк. Ее отец был мечтателем. У него был трейлер, и они часто переезжали. Кирсти навела ее на разговор о матери, крутой журналистке, которая перенесла нервный срыв и на какое-то время попала в психушку^. Большую часть детства Глория присматривала за матерью: мама часто погружалась в мир грез и говорила со слышимыми ей одной голосами. А потом Кирсти напомнила Глории, как та призналась, будто проживает непрожитую жизнь своей матери.

Я отложила зубную щетку и легла на прохладную плитку пола. Слезы собрались в уголках глаз и покатились по вискам в волосы, щекоча кожу^, будто мокрые перышки.

* * *