После ее выступления в мамину поддержку в машине повисло удивленное молчание.
— По шли есть магазин «Супервалью», — сказал Билли. — Можно заехать туда.
До острова мы добирались восемь часов, сквозь кромешную темень и ливень. Вайолет трясло от ветра, и я крепче сжала руль, стараясь ее успокоить.
— На остров надо переправляться на пароме? — вполголоса спросила Ксанта.
— Нет, там есть мост до большой земли.
— Слава тебе господи, — сказал Билли.
Фары осветили тощую бороденку травы посреди узкого проселка. Одолев мост, мы разразились робким «ура». По-прежнему были сомнения, что мы едем в правильном направлении, но мама настаивала, что это то самое место. Только когда я вписала Вайолет в резкий поворот, Билли подтвердил: дом стоит на вершине этого холма.
— Я же говорила, — повторила мама. — Я говорила вам, черт вас раздери. Вечно мне никто не верит.
К тому времени, как мы добрались до дома, сделалось так темно, что мы не сразу нашли ключ. Мы бродили под проливным дождем, водя телефонными фонариками по черной хляби.
— Какого размера этот Будда? — спросил Билли.
— Она не сказала. — отозвалась мама.
— Как мы поймем, что это Будда, если у него нет головы?
— По сиськам? — предположила я.
— Почему нельзя было оставить ключ под цветочным горшком? — злился Билли.
— Слишком очевидно.
— Зато безголовый Будда посреди сада не вызовет никаких подозрений.
Последней из машины вылезла Одри. Всю поездку она плохо себя чувствовала, поэтому мы уговорили ее не мокнуть и посидеть в салоне. Едва выйдя оттуда, она заявила:
— Нашла!
Будда стоял у торца дома, рядом с мешком дров.
— Одри, вы моя героиня, — сказала я.
Она отдала ключ маме, и та вставила его в дверь. Провернуть его удалось не сразу. Блестящая желтая дверь состояла из двух половин, будто в сказочной избушке. Мама распахнула верхнюю створку,
а нижнюю удалось открыть изнутри.— Билли, занеси в дом дрова, чтобы они к утру высохли, — сказала мама.
Он выполнил просьбу. Остальные ввалились в дом с сумками, радуясь, что укрылись от дождя.
— Вот это да! — Одри первая отреагировала на обстановку.
Мы находились в помещении, которое когда-то было единственной комнатой старого крестьянского дома. Центр композиции — камин. Возле него стоял большой латунный ящик с углем и старыми газетами.
Каминные принадлежности сверкали на подставке, словно великанские подвески.
На крючках с внутренней стороны двери висели гидрокостюмы. От них пахло летом. Я посмотрела на собранные в общую рамку фотографии, украсившие собой грубые стены. Счастливые, озорные лица. Дети строят песочные замки, стоя по щиколотку в море. Постановочный семейный снимок, на котором маленький мальчик дурачится и показывает камере язык.
Рядом со мной возник Билли и показал на мальчика:
— Вихор узнаешь?
— О боже! Это ты!
— Было дело, — сказал он. — А вот и ты. — Он указал на другой снимок, на котором он, уже похожий на привычного себя, катал на тачке какого-то ребенка.
— Не помню, чтобы я здесь бывала.
— Вечно мне никто не верит, — сказала мама, целуя меня в щеку.
— Нет, я в не том смысле. Просто кажется, что я должна хотя бы смутно это помнить.
— Ну, тебе было три года.
— Три с половиной. Я помню, как ты говорила всем, что тебе три с половиной.
— У тебя тут такие потрясные толстенькие щечки, — сказала Ксанта.
— Я похожа на разодетого пупса.
Распределение спальных мест прошло не без осложнений. Мама заявила, что будет ночевать на односпальной кровати в детской, а мы с Ксантой займем там двухъярусную кровать.
Билли сказал, что ляжет на диване, но Одри об этом и слышать не захотела.
— Я взяла с собой матрас. Я посплю на полу.
— Ты не будешь спать на полу. Ты наша гостья и займешь спальню.
В голосе Билли звучали угрожающие нотки. Одри упорно качала головой.
Мама хлопнула в ладоши.
— Решено, Билли спит на диване, а Одри — во второй спальне.
— Мне неудобно забирать себе целую спальню, — упиралась та.
— Ну а мне неудобно спать на чем-то, кроме дивана, — возразил Билли. — Я и так уже вышел из зоны комфорта. Не заставляй меня спать в домашней кровати.
— Хорошо, — уступила Одри, любезно признавая поражение.
Мы проголодались, но готовить не было сил, поэтому перекусить решили хлопьями и сэндвичами с чипсами.
Мы ждали, что мама спросит, рады ли мы, что заехали в магазин, но она молчала, прекрасно понимая, что все мы об этом как раз и думаем. После ужина дружно решили пойти спать. В доме была холодрыга. В одном из шкафов мама нашла стопку халатов. Они пахли плесенью, но мы плотно закутались в теплую ткань. Я забыла зубную щетку, так что пришлось воспользоваться здешней, древней, которая хрустела на зубах, точно соломенная.
Ксанта расположилась на верхней койке. Я уперлась ногами в стальную сетку под ее матрасом.
— Что за хрень? — спросила она.
Я убрала ноги, и сетка со скрипом прогнулась вниз.
— Прости, это я.
— Все еще куролесите? — шепнула мама.
— Нет, — хором ответили мы, чувствуя себя непослушными детьми.
— Ну-ка спать.