Снизу вверх

Въ город ему посчастливилось. Это вышло случайно. Такимъ людямъ въ смутное, безпорядочное время достается подачка очень часто. Когда вс хапаютъ, и такому что-нибудь удается зацпить, именно потому, что процессъ жизни выходитъ изъ границъ логики. Самый послдній паршивецъ въ такія времена можетъ выглядть орломъ. Съ Луковымъ это и произошло въ город. Лишенный отъ природы способности разбирать, что слдуетъ и чего не слдуетъ, онъ быстро разжился, конечно, сравнительно съ прежнимъ. Природное его ничтожество оказалось его великимъ счастіемъ. Скототорговецъ одинъ взялъ его затмъ сперва, чтобы онъ утаивалъ отъ полиціи пригоняемый чумный скотъ, а потомъ сдлалъ его надсмотрщикомъ надъ скотнымъ дворомъ, гд и засталъ его Михайло. Самъ Луковъ, себ предоставленный, былъ никуда негоденъ, а употребляемый другими, вышелъ хорошъ.

Михайло сталъ похаживать къ нему, уже не скрывая своего удивленія къ такому чудесному обогащенію; ему завидно было.

— Поправился ты ничего, — сказалъ однажды Михайло, когда сидлъ у Лукова, угощавшаго его пивомъ.

— Что еще это за поправка? По моему желанію, разв это поправка? — возразилъ Луковъ.

— Чего же теб еще? Деньги водятся вдь?

— Деньги у меня есть, да мало по моему желанію… Мн и тыщи мало!

— Куда теб? Что ты?

— Это врно, что некуда, а такъ… Всякому больше хочется.

Луковъ, говоря это, самодовольно улыбался. Глупйшее хвастовство всего боле нравилось ему.

— Жадный какой ты! — изумленно прошепталъ Лунинъ.

— Совсмъ даже напротивъ, жадности во мн ничего нтъ. Ты спроси хоть кого: куда Василій Василичъ Луковъ дваетъ деньги? Пущаетъ на втеръ, — вотъ что теб скажутъ. Мн пятьдесятъ, шестьдесятъ упаковать — что? Ничего! Попадутъ въ руки, я ихъ пущу. Оно и лестно. Я люблю, чтобы весело. А деньги мн идутъ легко.

— Деньги-то? — удивился Михайло.

— А то чего же? Пятьдесятъ, сто цлковыхъ мн нипочемъ. Я тыщами желаю ворочать. Тогда можно и назадъ въ деревню.

— А можешь тыщу нажить? — съ дрожью въ голос спросилъ Михайло.

— Отчего же, можно. Только теперь не хочу я путаться… такъ ихъ! — загадочно отвтилъ Луковъ.

— А въ деревню-то зачмъ тогда?

— Въ деревн лучше. Въ деревн промежду бдноты, да ежели съ капиталомъ, очень свободно. Большую силу въ деревн можно получить, ежели съ тыщами.

Михайло это пропустилъ мимо ушей. Его, главнымъ образомъ, поразила увренность Лукова брать, сколько угодно, въ карманъ денегъ. Тайно Михайло этого человка презиралъ. Несмотря на вншнюю поправку, Луковъ остался въ существ такимъ же, какимъ былъ прежде — сонливымъ и тупымъ. Легкомысліе, совершенно дурацкое, было у него безгранично. Какъ прежде онъ безропотно покорялся всякимъ обидамъ, такъ теперь врилъ, что онъ все можетъ. Но Михайло видлъ вншность, зналъ, что относительно денегъ Луковъ не вретъ, и удивлялся, разжигая свою жадность.

— Какъ же ты можешь получить столько капиталу? — спросилъ онъ.

— Разно. Вотъ и теперь деньги сами лзутъ въ руки, а я не желаю, — сказалъ Луковъ.

— Сами лзутъ?

— Только бери! Сдлай милость!

— Вотъ мн бы… — началъ-было Михайло, но Луковъ его перебилъ.

— Есть тутъ человкъ одинъ, т.-е. мясникъ, такъ онъ предлагаетъ.

— Капиталъ? — спросилъ, задыхаясь, Михайло.

— Большія деньги… а я не желаю.

Луковъ выразилъ на своемъ лиц тупое удовольствіе.

— Ты хоть бы мн предоставилъ. Видишь, безъ мста я хожу, — сказалъ взволнованно Михайло.

— Надо подумать. Это можно. Самому мн не хочется путаться, а теб… ничего. Дло выгодное. Я получу и теб съ сотню перепадетъ, я такъ смекаю.

— Съ сотню?

— А то изъ-за чего бы и мараться? — самодовольно замтилъ Луковъ.

Это свиданіе ршило участь Михайлы. Къ этому дню онъ уже совсмъ обносился и отчаялся. Даже въ ночлежномъ дом ему нечмъ было платить. За «выгодное дльце» онъ ухватился всми силами. Луковъ назначилъ день, когда ему придти, и онъ съ нетерпніемъ ждалъ его, весь проникшись неизвстнымъ ему предпріятіемъ. Передъ его глазами мелькала «сотня», ни о чемъ другомъ онъ не разсуждалъ.