Снизу вверх

Дйствительно, скоро все его стало возмущать въ этомъ новомъ положеніи. Сперва церемоніалъ жизни плотниковъ смшилъ его. Никто не смлъ длать того, чего не длали другіе, и наоборотъ: за что принимались вс, обязанъ былъ длать и каждый. Утромъ одинъ начнетъ умываться, и вс остальные вразъ умываются. Когда вслдъ за тмъ одинъ брался за топоръ, чтобы работать, и предварительно плевалъ на ладонь, то и вс хватали топоры, плюнувъ въ руку.

Михайл это надоло. Другое нчто еще боле было противно ему. Плотники, дйствительно, не жалли себя въ рабст, какъ учили и его. Жизнь ихъ была въ работ, монотонной, тяжелой и мало выгодной, и ради этой работы она жертвовали собой, вкладывая въ свое ремесло вс помыслы и силы, такъ что ремесло сдлалось ихъ жизненною цлью. Для Михайлы это было не по нутру, противъ шерсти. Для него нужна была выгода. Онъ не видлъ ни малйшаго смысла въ тесаньи изо дня въ день, въ смшныхъ церемоніяхъ и во всей скучной жизни плотниковъ.

Работа артели никогда не прекращалась. Какъ узналъ Михайло, плотники никогда не оставались безъ дла. Поэтому доля каждаго была заране извстна. Она была не велика. Этой суммы каждому хватало на хлбъ и на прочія неминуемыя потребности и никто не разсчитывалъ на что-нибудь необыкновенное. Кормились — больше ничего. И это продолжалось изо дня въ день, каждый годъ, всю жизнь. Вотъ, что раздражало Михайлу.

Ему предстояло вки вчные работать изъ-за хлба, но когда онъ сообразилъ, что и до этой цли ему совершенно даромъ придется жить, то его совсмъ взорвало. Въ немъ снова проснулась жадность, энергія и необыкновенные планы.

Никому не сказавъ, безъ слова прощанія, онъ удралъ однажды ночью изъ артели. Прожилъ въ ней онъ не боле мсяца.

Но энергія его была особенная. Онъ желалъ сразу нажиться. Это «сразу» было, сокровеннйшею его чертой, какъ и всего его деревенскаго поколнія. Безпорядочное время надлило его безпорядочными порывами. Онъ стремился не то что завоевать счастье, а, такъ сказать, схапать. Онъ могъ для этого выказать сразу непомрную энергію, хотя бы подъ условіемъ пасть отъ истощенія, но чтобы только добиться немедленно желаемаго. На медленный, хотя и врный трудъ онъ не былъ способенъ. Безпорядочная жизнь, начавшаяся еще въ Ям, стала единственно понятной для него. Исковерканные, разорванные еще деревней нервы его работали порывисто и дико, какъ клавиши поломаннаго инструмента.

Опять, посл ухода отъ плотниковъ, онъ сталъ безъ дла шататься по городу. Подвертывались кое-какія работишки. Въ одномъ дом ему поручили дрова переколоть, въ другомъ мст онъ чистилъ дворъ, иногда нанимался поденщикомъ по передлк уличной мостовой. Этимъ онъ пока пробавлялся, проводя гд день, гд ночь, и питался то хлбомъ, то требухой, взятой изъ «обжорнаго ряда». Это жалкое скитаніе, конечно, не удовлетворяло его, но и не надодало, потому что онъ распоряжался собой. какъ хотлъ.

А, между тмъ, въ голов его развивались разные необыкновенные планы, гд все длалось «сразу». Эти планы были несомннно дутые. Вдругъ его осняла мысль, что онъ можетъ на улиц найти деньги. Это было бы хорошо. Съ этою мыслью, шагая по улиц, онъ сосредоточенно смотрлъ подъ ноги, ежеминутно ожидая, что вотъ онъ сейчасъ запримтитъ толстый бумажникъ. Онъ составлялъ планъ, какъ ему въ этомъ раз поступить. Поднять, но какъ? Главное, не показать виду. Надо незамтно нагнуться — и въ карманъ, потомъ продолжать путь, какъ ни въ чемъ не бывало.

Иногда мысли его были совсмъ недйствительныя, какія-то смутныя, какъ сонъ, приснившійся ночью, но забытый утромъ. Что-то видлось, а что — хоть убей, ничего неприпомнишь. Михайл казалось, что съ нимъ случится что-то неожиданное, моментально привалитъ какое-то огромное счастье. Что именно случится и что привалитъ — онъ не могъ дать себ отчета, но все-таки безпрестанно ожидалъ.

Не разъ ему приходилось вспомнить о паспорт, въ особенности когда на него смотрли подозрительно, но онъ какъ-то все откладывалъ это дло. Наконецъ, въ свободную минуту онъ ршилъ сходить къ тому земляку, на имя котораго отецъ общалъ выслать видъ.

Надо было исходить весь городъ, чтобы отыскать слдъ земляка, потому что Михайло не зналъ точно — ни гд онъ живетъ, ни чмъ занимается. Извстно ему только было, что Васька Луковъ, какъ звали почтеннаго уроженца Ямы, гд-то «состоитъ при скот». Такимъ образомъ, онъ обошелъ вс скотопригонные дворы, пока не наткнулся лицомъ къ лицу на самого искомаго человка. Михайло потому такъ долго избгалъ встрчи съ Васькой Луковымъ, что, во-первыхъ, послдній былъ изъ Ямы, во-вторыхъ, самъ по себ онъ внушалъ Лунину презритель7йшія чувства, какъ горькій человкъ во всхъ отношеніяхъ. Несчастне его и въ Ям, кажется, не было. Михайло помнилъ его такимъ трепаннымъ мужиченкомъ, который даже жалости къ себ ни въ комъ не возбуждалъ, — до такой степени онъ не умлъ обороняться.