Но кто приводило въ растройство омича, онъ такъ берегъ свою Надю, что желалъ снять съ ея плечъ всякую работу. Видлъ онъ также, что всякая работа, кром физической, убійственна для нея. Съ нечеловческими усиліями онъ доставалъ работу. Скоро, однако, удалось ему устроиться: его взяли постояннымъ слесаремъ въ одинъ огромный домъ, гд онъ долженъ былъ слдить за водопроводами, ремонтировать всю механическую и слесарную часть зданія, а потомъ, какъ извстный половин города, онъ сталъ получать много заказовъ, такъ что потребовался даже помощникъ. омичъ опять повеселлъ. Прислугу Надежда Николаевна отказалась держать, не желая сидть сложа руки; она готовила обдъ, чай, мыла блье, убирала съ изысканною чистотой комнаты, чистила инструменты. По вечерамъ они читали по очереди. Это шло изо дня въ день и имъ не было скучно, да едва-ли оставалось время скучать, когда каждый праздно проведенный день могъ отозваться на нихъ ощутительною нуждой.
«Колотятся же все-таки, бдняги, не богато», — подумалъ Михайло, ближе познакомившись съ своими друзьями.
Окруженный такою, совершенно новою для него атмосферой, Михайло самъ чувствовалъ, какъ вся его жизнь перевернулась.
Ремесло онъ усваивалъ быстро, доставляя омичу ежедневное удовольствіе своею ловкостью и трудолюбіемъ. Но эти успхи только въ первое время занимали Михайлу, а дальше онъ сталъ уже мучиться совсмъ другими вещами. Онъ былъ теперь въ вчно напряженномъ состояніи, слдилъ за каждымъ своимъ движеніемъ, подмчая также каждый шагъ своихъ друзей. Въ противность прежнему, онъ такъ низко упалъ въ своемъ мнніи, что всь огромный запасъ презрнія и недовольства обрушилъ на одного себя. Онъ копался въ себ и безпощадно унижалъ себя. Это, впрочемъ, принесло ему косвенную пользу: онъ привыкъ отдавать себ отчетъ во всемъ, что происходило у него внутри, въ каждой своей мысли. Но это же и несказанно мучило его. омичъ не понималъ состоянія ученика.
— Ты что, Миша, какъ будто нездоровъ все?… Видъ у тебя какой-то больной, — нсколько разъ спрашивалъ омичъ. Надежда Николаевна также спрашивала тревожно. Михайло видлъ, что его любили и уважали, но отъ этого, кажется, онъ еще больше мучился.
При вечернихъ чтеніяхъ онъ присутствовалъ, многое понималъ, увренный, что не понимаетъ; многое дйствительно не понималъ, но во всякомъ случа сидлъ все время, какъ на иголкахъ, пожираемый самобичеваніемъ. «Вотъ омичъ все понимаетъ, а я нтъ… Оселъ!» Оставаясь одинъ на одинъ съ собой, онъ готовъ былъ прибить себя, если бы это было возможно, — такъ тяжело ему было.
Но такіе припадки самоуниженія не могли долго продолжаться въ Михайл, одаренномъ отъ природы силой рости и подниматься. Однажды ночью, оставшись одинъ въ мастерской, онъ вдругъ сообразилъ, что вдь онъ также можетъ учиться. Вдь омичъ… откуда же онъ взяль? Пораженный такою простою мыслью, онъ отъ радости вскочилъ съ постели, не зная еще самъ, зачмъ это сдлалъ. На станк лежала книжка — «Руководство къ слесарному, кузнечному, плавильному, лудильному (шелъ еще длинный перечень) производствамъ — тощая, дрянная, барышническая книженка. Михайло взялъ ее въ руки со страхомъ, боясь убдиться, что онъ забылъ вс буквы, У него потемнло въ глазахъ, и рука, державшая книженку, сильно дрожала. Но, овладвъ собой, онъ разглядлъ и вспомнилъ одну букву и страшно обрадовался. Посмотрлъ дальше — еще одна буква объявилась. Михайло прислъ на кровать и просидлъ до разсвта. Въ слдующія ночи онъ уже правильно занимался. Сначала онъ читалъ одну строку полчаса, но затмъ дло пошло скоре. И писать его когда-то, передъ воинскою повинностью, учили въ деревн, но здсь ему пришлось испытать сильное огорченіе. Онъ однажды поднялъ на полу клочекъ бумаги, исписанный широкими и круглыми буквами, изъ которыхъ каждая походила на омича. Михайло принялся разбирать, но ничего не вспомнилъ, за исключеніемъ одной буквы — „мыслете“. Почему именно мыслете, а не другая какая буква врзалась въ его памяти — неизвстно. Михайло, по крайней мр, нехотя эту-то букву нарисовалъ, рисунокъ вышелъ похожимъ на распростертую пятерню, но это все равно. Написавъ ее, Михайло съ отчаянными усиліями принялся узнавать другія буквы, сравнивая прописныя съ печатными. Посл нсколькихъ приступовъ, что заняло нсколько ночей, онъ одоллъ и этотъ клочекъ бумаги. Съ этой минуты онъ каждый вечеръ упражнялся.
Проще бы было обратиться за помощью къ омичу или къ Надежд Николаевн, но Михайло чего-то стыдился. Впрочемъ, всякіе секреты были врожденнымъ его качествомъ. Свое дикое ученіе онъ ото всхъ скрывалъ. Застигнутый разъ омичемъ за упражненіемъ въ рисованіи буквъ, онъ такъ былъ взволнованъ, какъ будто его уличили въ какомъ-то мошенничеств; омичъ, впрочемъ, ничего не подозрвалъ.
Вскор онъ, впрочемъ, самъ убдился, какъ глупо длать секретъ изъ такихъ обыкновенныхъ вещей. Мало того, ему пришлось раскрыть такія зати, которыя онъ и отъ себя-то пряталъ, старался не помнить ихъ. Впрочемъ, у такихъ людей, какъ Михайло, секреты-то всего меньше и держатся, какъ они ни стараются держать ихъ при себ.