– Может, сходим куда-нибудь вечером, выпьем?
Джулия покачала головой:
– Нет… Лучше здесь останусь, надо еще отчет написать.
Пол промолчал, но при этом странно посмотрел на Джулию. Расплылся в широкой, насквозь фальшивой улыбке и игриво подмигнул. Мэрилин, тем временем намазывающая на хлеб масло, ничего не заметила. Да и в любом случае не поняла бы.
За едой Джулия почти ничего не говорила; едва дождавшись десерта, извинилась, встала и подошла к Элиоту, сидевшему за соседним столиком.
– Доктор Элиот, я хотела бы поскорее вернуться в проекцию. Может, завтра вечером?
– Вы на похороны Тома идете?
– Разумеется.
– Я не уверен, что стоит торопиться с возвращением. Вас только вчера вызволили. Надо подождать хотя бы дня три.
– Джулия, куда ты так торопишься? – спросил Мандр.
– Никуда не тороплюсь. Просто я трачу здесь время зря, я нужнее в проекции. Особенно теперь, когда там нет Энди и Стива.
– Я еще не видел ваш отчет, и… – начал Элиот.
– Как раз собираюсь им заняться, к утру будет готов. Слушайте, я прекрасно себя чувствую. А еще мне кажется, что только я смогу вытащить Дэвида Хакмана. Мы и так сегодня целый день потратили на пустые разговоры; у нас ведь есть более важные дела! Надо выяснить, как Хакман смог сопротивляться зеркалам.
– Мы только что это обсуждали. Стив, скорее всего, просто допустил ошибку.
– Надо узнать наверняка, – подчеркнула Джулия. – Когда он и Энди снова попадут в проекцию?
– Дня через два или три.
– А я могу быть в Уэссексе раньше. Тем более вы сами поручили Хакмана мне.
Не дожидаясь ответа, она ушла. Пол с Мэрилин по-прежнему сидели за столом, но Джулия прошла мимо. Мэрилин ее окликнула, однако Джулия оглядываться не стала.
За день в ее комнате успели убраться; в ванной, где она оставила настоящий бардак, тоже навели порядок. Было холодно, поэтому Джулия зажгла газовый обогреватель и уселась перед ним на пол, глядя на горящие ярко-рыжие трубки. Пока она была в проекторе, порядком отросли ногти, поэтому Джулия достала ножницы с пилкой и принялась их ровнять, стараясь не думать о прошедшем дне.
Когда в комнате потеплело, она убрала лишнее со стола, достала пишущую машинку и лампу.
Потом два часа стучала по клавишам, стараясь подготовить как можно более полный и объективный отчет о том, что делала в Уэссексе. Устные доклады, конечно, хороши, но их беда в том, что доступны они далеко не каждому. Самый надежный способ общаться с другими участниками – посредством бумаги.
Ей и самой есть что почитать: пока она отсутствовала, наверняка скопилось немало чужих отчетов. Утром они с Мэрилин поедут в Солсбери на похороны, надо будет полистать в дороге.
В своем отчете она как можно детальнее описала нынешний облик Дэвида Хакмана; тот хоть и нашелся, но в любой момент может снова уехать. Пусть остальные знают, как он выглядит. Она вспомнила, каким видела его в морге и как разительно этот бледный восковый манекен отличался от мужчины, которого она встретила в Уэссексе. Да, там он тоже был бледноват: но из-за сидячей работы в офисе, а не от того, что провалялся целую вечность в коме. Перед глазами так и стоял уэссекский Хакман. Джулия успела оценить его крепкую подтянутую фигуру и уверенную походку, еще когда впервые увидела на причале, а потом, во время катания на скиммере, нагляделась на Хакмана всласть.
Далее как можно подробнее она описала исчезновение Тома Бенедикта, правда, с большим трудом, поскольку случившаяся потом амнезия стерла из памяти многие детали. Она помнила лишь холодные пальцы под простыней, слепяще-белую палату и назойливую женщину с младенцем.
Впрочем, сегодня в ее отчете вообще было много пробелов, причем допущенных намеренно. Джулия промолчала о своих чувствах и надеждах. Все-таки упомянула о близости, которую испытывала с Дэвидом Хакманом и Томом Бенедиктом, и о смутном чувстве узнавания в ту секунду, когда Энди протянул ей зеркало, однако об этом и так все знали. А вот другие подробности, слишком личные, опустила. Например, те несколько минут на набережной, когда она увидела Дэвида Хакмана и дыхание вдруг перехватило, а под платьем затвердели соски. Или когда на берегу она согласилась прийти к Дэвиду в комнату, хотя Грэг был совсем рядом… и как Грэг по ее желанию замедлил шаг, не спеша подходить, а потом и вовсе отвернулся.
Описывая Уэссекс, она невольно опять по нему затосковала. Так было всегда. Первое время после возвращения реальная жизнь накладывалась на проекцию, и воспоминания перемешивались.
Уэссекс был наваждением, ожившей фантазией, мечтой.
Там Джулия впервые обрела цель в жизни.
Все, что было до Уэссекса, выглядело унылой репетицией, а Уэссекс стал величайшей премьерой; Джулия же, как талантливая актриса, полностью вжилась в свою новую роль, прониклась ею.
Такое же влияние когда-то оказывал на нее Пол. Однако он был слишком самовлюбленным, слишком эгоистичным, разрушал все вокруг, и правильнее было оставить его в прошлом.