Собака Баскервилей

— Съ тѣхъ поръ, какъ я, докторъ Ватсонъ, уѣхалъ отсюда, я изъѣздилъ немалую часть свѣта, — сказалъ онъ, — но ни разу не видѣлъ мѣста, которое могло бы сравниться съ этимъ.

— Я никогда не видѣлъ девонширца, который бы не клялся своею родиною, — возразилъ я.

— Это въ одинаковой степени зависитъ какъ отъ расы, такъ и отъ страны, — замѣтилъ докторъ Мортимеръ. Стоитъ только взглянуть на нашего друга, и его закругленная голова обнаружитъ намъ кельта со свойственнымъ этой расѣ энтузіазмомъ и способностью привязываться. Голова бѣднаго сэра Чарльза была очень рѣдкаго типа, полу-галльскаго, полу-иверійскаго. Но вы были очень молоды, когда покинули Баскервилъголль, не правда ли?

— Я былъ еще юношей, когда умеръ мой отецъ, и никогда не видѣлъ Баскервиль-голля, потому что отецъ жилъ въ маленькомъ коттеджѣ на южномъ берегу. Оттуда же я прямо поѣхалъ къ одному другу въ Америку. Говорю вамъ, что все тутъ такъ же для меня ново, какъ и для доктора Ватсона, и я съ нетерпѣніемъ жажду увидѣть болото.

— Развѣ? Въ такомъ случаѣ ваше желаніе легко исполнимо, потому что оно уже видно, — сказалъ докторъ Мортимеръ, указывая рукою въ окно.

Надъ зелеными квадратами полей и кривою линіею невысокаго лѣса возвышался вдали сѣрый печальный холмъ, увѣнчанный странною зубчатою верхушкою, производивыгій впечатлѣніе какого-то мрачнаго фантастическаго пейзажа, виднаго въ отдаленіи, какъ бы во снѣ. Баскервиль долго сидѣлъ молча и пристально смотрѣлъ на него, а я между тѣмъ читалъ на его оживленномъ лицѣ, какое значеніе имѣетъ для него этотъ первый взглядъ на странное мѣсто, гдѣ люди его крови такъ долго властвовали. Американецъ съ виду, онъ сидѣлъ въ углу прозаическаго вагона, а между тѣмъ, смотря на его выразительныя черты, я чувствовалъ болѣе чѣмъ когда-либо, какой онъ истинный потомокъ длиннаго ряда чистокровныхъ, пылкихъ и властолюбивыхъ людей. Его густыя брови, его тонкія подвижныя ноздри, его болыше каріе глаза выражали гордрсть, мужество и силу. Если на проклятомъ болотѣ насъ встрѣтитъ затрудненіе или опасность, можно, по крайней мѣрѣ, быть увѣреннымъ, что онъ такой товарищъ, для котораго стоитъ идти на рискъ съ увѣренностью, что онъ раздѣлятъ его.

Поѣздъ остановился у маленькой станціи, и мы всѣ вышли. За низкою бѣлою оградою ожидалъ насъ шарабанъ, запряженный парою жеребцовъ. Нашъ пріѣздъ составлялъ, повидимому, событіе, потому что и начальникъ станціи, и носильщики собрались вокругъ насъ, чтобы вынести нашъ багажъ. Мѣстечко было хорошенькое, но простое, деревенское, и я былъ удивленъ, что у воротъ стояли два солдата въ темныхъ мундирахъ; они опирались на короткія винтовки и пристально смотрѣли на насъ, когда мы проходили. Кучеръ, человѣчекъ съ грубымъ суровымъ лицомъ, поклонился сэру Генри Баскервилю, и, усѣвшись въ экипажъ, мы быстро полетѣли по широкой бѣлой дорогѣ. Съ обѣихъ сторонъ развертывались пастбища, и старые дома съ остроконечными крышами выглядывали изъ-за густой зелени, но за этимъ мирнымъ, залитымъ солнцемъ, пейзажемъ безпрерывно выдѣлялась пятномъ на вечернемъ небѣ длинная мрачная извилистая полоса болота, перерѣзанная зубчатыми угрюмыми холмами.

Шарабанъ повернулъ на проселочную дорогу, глубоко изрытую колеями, съ высокими насыпями по обѣимъ сторонамъ, поросшими мокрымъ мохомъ, жирнымъ папоротникомъ и терновникомъ, многочисленныя ягоды котораго блестѣли при свѣтѣ заходящаго солнца. Постоянно подымаясь, мы переѣхали по узкому гранитному мосту и продолжали путь вдоль шумнаго потока, который, пѣнясь и бушуя, стремительно несся между сѣрыми камнями. И дорога и потокъ шли, извиваясь по долинѣ, густо поросшей старыми дубами и елями. При каждомъ поворотѣ Баскервиль иэдавалъ возгласъ восхищенія, жадно осматривалъ все кругомъ и предлагалъ безчисленные вопросы. На его взглядъ все было красиво, но мнѣ казалось, что на этой мѣстности лежитъ грустная тѣнь и что она очень рѣзко носитъ отпечатокъ печальной поры года. Желтые листья покрывали тропинки и осыпали насъ. Шумъ нашихъ колесъ заглушался густымъ слоемъ гніющей растительности, и я подумалъ, что грустные дары бросаетъ природа подъ колеса возвращающагося наслѣдника Баскервилей.

— Это что такое? — воскликнулъ докторъ Мортимеръ.

Передъ нами открылась круглая возвышенность, покрытая верескомъ, — выдающаяся часть болота. На ея вершинѣ рѣзко и отчетливо, какъ статуя, выдѣлялся верховой, темный и мрачный, съ винтовкою наготовѣ. Онъ наблюдалъ за дорогою, по которой мы ѣхали.

— Что это такое, Перкинсъ? — спросилъ докторъ Мортимеръ.

Нашъ кучеръ повернулся въ полъ-оборота и отвѣтилъ:

— Изъ Принцтаунской тюрьмы убѣжалъ преступникъ, сэръ. Съ тѣхъ поръ прошло уже три дня, и стражи стерегутъ всѣ дороги и всѣ станціи, но не замѣтили еще никакихъ слѣдовъ его. Здѣшнимъ фермерамъ это не нравится, сэръ, могу васъ увѣрить.

— Но я полагаю, что они получатъ пять фунтовъ, если доставятъ свѣдѣнія о немъ.

— Да, сэръ, но возможность получить пять фунтовъ плохое утешеніе при возможности, что вамъ перерѣжутъ горло. Вѣдь это не обыкновенный заключенный. Это человѣкъ, который ни передъ чѣмъ не остановится.

— Кто же это такой?