Собака Баскервилей

Свѣжая красота слѣдующаго утра нѣсколько изгладила мрачное впечатлѣніе, произведенное на насъ первымъ знакомствомъ съ Баскервиль-голлемъ. Когда сэръ Генри и я сидѣли за завтракомъ, солнечный свѣтъ врывался потоками черезъ высокія окна и, проходя сквозь покрывавшіе ихъ гербы, бросалъ на полъ разноцвѣтныя пятна. Темныя стѣны, отражая золотистые лучи, казались бронзовыми, и трудно было представить себѣ, что мы сидимъ въ той самой комнатѣ, которая наканувѣ вечеромъ такъ угнетающе подѣйствовала на насъ.

— Я думаю, — сказалъ баронетъ, — что вина лежала въ насъ самихъ, а не въ домѣ. Мы устали отъ путешествія, прозябли и потому были склонны видѣть все въ мрачномъ свѣтѣ. Теперь же мы освѣжились, чувствуемъ себя хорошо, и все стало весело вокругь насъ.

— A между тѣмъ нельзя приписать все воображенію, — возразилъ я. Не слыхали ли вы, напримѣръ, какъ кто-то (женщина, полагаю я) рыдалъ ночью?

— Это любопытно, потому что и мнѣ, когда я началъ дремать, послышалось что-то въ этомъ родѣ. Я долго прислушивался, но такъ какъ звукъ не повторился, то рѣшилъ, что видѣлъ сонъ.

— A я его слышалъ совершенно ясно и увѣренъ, что это рыдалаженщина.

— Слѣдуетъ тотчасъ же это выяснить.

Сэръ Генри позвонилъ и спросилъ Барримора, не можетъ ли онъ объяснить слышанное нами. Мнѣ показалось, что блѣдное лицо дворецкаго еще болѣе поблѣднѣло, когда онъ услыхалъ вопросъ своего хозяина.

— Въ домѣ, сэръ Генри, только двѣ женщины, — отвѣтилъ онъ. Одна — судомойка, но она спитъ въ другомъ флигелѣ, другая — моя жена, и я отвѣчаю за то, что она не плакала.

A между тѣмъ онъ лгалъ, потому что послѣ завтрака я встрѣтилъ миссисъ Барриморъ въ длинномъ коридорѣ, при чемъ солнце прямо освѣщало ея лидо. Это была большая, съ виду равнодушиая, тяжеловѣсная женщина съ установившимся строгимъ выраженіемъ рта. Но много говорившіе глаза ея были красны и она бросила на меня взглядъ изъ-за распухшихъ вѣкъ. Такъ, значитъ, ночью плакала она, и въ такомъ случаѣ мужъ ея долженъ былъ это знать. A между тѣмъ онъ взялъ на себя очевидный рискъ скрыть это обстоятельсгво. Зачѣмъ онъ это сдѣлалъ? И почему она такъ горько плакала? Вокругъ этого блѣднаго, красиваго мужчины уже скопилась таинственная и мрачная атмосфера. Онъ первый увидалъ тѣло сэра Чарльза, и только отъ него одного были извѣстны всѣ обстоятельства, сопровождавшія смерть старика. Въ концѣ концовъ возможно, что человѣкъ, котораго мы видѣли въ кэбѣ на Реджентъ-стритѣ, былъ Барриморъ. Борода могла быть его собственная. Изъ описанія извозчика выходило, что его сѣдокъ былъ нѣсколько ниже ростомъ, но это впечатлѣніе могло быть ошибочнымъ. Какъ рѣшитъ этотъ вопросъ? Очевидно было, что прежде всего слѣдовало повидать гримпенскаго почтмейстера и узнать, была ли вручена самому Барримору провѣрочная телеграмма. Какой бы я ни получилъ отвѣтъ, мнѣ будетъ, по крайней мѣрѣ, что донести Шерлоку Холмсу.

Послѣ завтрака сэру Генри нужно было разсмотрѣть различныя бумаги, а потому время было самое благопріятное для моей экскурсіи. Мнѣ пришлось совершить пріятную прогулку въ четыре мили по краю болота, и я дошелъ до маленькой сѣрой деревушки, въ которой возвышались надъ другими строеніями трактиръ и домъ доктора Мортимера. Почтмейстеръ, бывшій одновременно и сельскимъ лавочникомъ, хорошо помнилъ телеграмму.

— Конечно, сэръ, — сказалъ онъ, — я переслалъ телеграмму мистеру Барримору въ точности, какъ было указано.

— Кто относилъ ее?

— Мой мальчикъ. Джэмсъ, ты относилъ на прошлой недѣлѣ телеграмму мистеру Барримору въ голль, не правда ли?

— Я, отецъ.

— И отдалъ ее ему въ руки? — спросилъ я.

— Онъ былъ тогда на чердакѣ, такъ я не могъ отдать телеграмму ему въ руки, но миссисъ Барриморъ обѣщала тотчасъ же передать ее.

— Видѣли ли вы мистера Барримора?

— Нѣтъ, сэръ. Говорю вамъ, что онъ былъ на чердакѣ.

— Если вы его не видачи, почему же вы знаете, что онъ былъ на чердакѣ?

— Боже мой, да его же собственная жена должна была знать, гдѣ онъ находится, — сказалъ почтмейстеръ недовольнымъ тономъ. Развѣ онъ не получилъ телеграммы? Если произошла какая-нибудь ошибка, то жаловаться долженъ самъ мистеръ Барриморъ.