Собаки тоже ЛЮДИ

А дальше было всё просто. Учительница выбежала из класса и вбежала в кабинет директора школы уже вся в слезах. Он долго успокаивал молодого учителя, пытаясь понять, что с ней произошло. Затем выяснив, что Серов сорвал урок литературы, он не на шутку рассердился. В общем, было принято решение завтра же собрать педагогический совет и разобраться с нарушителем по всей строгости школьных законов. Было мнение, что напряжённость класса в отношениях с учителем дело рук Серова.

Мишка, придя утром в школу, с удивлением узнал, что его вызывают на педагогический совет школы. Явившись туда, он увидел сурово-осуждающие глаза педагогов, непреклонную решимость директора наказать, причём, строго наказать виновного. И только Галина Борисовна мягко улыбнулась своему бывшему ученику и, в какой-то степени, любимцу.

По словам разобиженной Зинаиды Александровны, Серов регулярно вел себя вызывающе на уроках литературы, настраивал ребят против учителя, слабо знает предмет, о чём говорят постоянные тройки и двойки в журнале. А последняя выходка с сочинением вообще выходит за пределы всяческих границ.

Все внимательно слушали Майорову. Кто-то согласно кивал головой, кто-то равнодушно слушал её выступление, и только Галина Борисовна с огромным удивлением смотрела то на разгорячённую учительницу, то на спокойно стоящего у стола Мишку.

— Ну, а ты что скажешь в своё оправдание? — задал вопрос Николай Егорович. — Сорвать урок это надо постараться, — добавил он.

— Да никакого урока я не срывал. Дали тему сочинения: «За что я люблю Маяковского». А я написал, что не люблю Маяковского. А Зинаида Александровна выгнала меня из класса. Да и вообще она считает себя самой умной и всячески обзывает ребят. За это её и не любят. Так что напряжение в классе это не моя, а её заслуга.

— Да как ты смеешь? — истерически закричала Майорова.

— Погодите, — остановил её Моисеенков. — А за что ты, собственно говоря, не любишь Маяковского?

— Да он его просто не знает, — опять высоким голосом врезалась Майорова. — Не учил ничего, так и писать не о чем.

— Позвольте, — неожиданно раздался голос Галины Борисовны. — Позвольте, Николай Егорович, — повторила она, вставая со своего места. — Михаил был лучшим по литературе в девятом классе. Что же с ним случилось в десятом? Разве это не вопрос? — спросила она, повернувшись к Майоровой. — Что же касается Маяковского, то я думаю, что Миша знает его ничуть не хуже Зинаиды Александровны. Да это не трудно и проверить прямо здесь, — если Вы позволите, — снова обратилась она к директору школы. — Это займёт немного времени.

— Ну, что же. Если коллеги не возражают… — Коллеги не возражали.

— Миша, — Галина Борисовна подошла к Мишке. — Я тебя прошу, не хорохорься. Здесь обвинили не только тебя, но и меня в том, что мои ученики плохо знают школьную программу по литературе.

— Я этого не говорила, — подала голос Майорова.

— Ты меня понял? — словно не слыша реплики коллеги, спросила Вишневская.

— Да всё я понял, Галина Борисовна. Только надо ли вроде как бы и оправдываться перед этой…

— Миша! — перебила его Галина Борисовна. — Что бы Вы хотели услышать Маяковского от ученика? — обратилась она к Майоровой.

— Да хоть что-нибудь из пройденного.

Напряжение, царившее в кабинете директора, вызывающее поведение Майоровой, как бы оправдывание Галины Борисовны, всё это завело Мишку.

«В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето, —

неожиданно начал он, —

была жара,
жара плыла —
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы —
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею —
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно».

— Достаточно, — Галина Борисовна тихонько кивнула головой и улыбнулась. — Понятно. Что ещё?

«Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой» —

не задумываясь, отчеканил строки «Левого марша» Михаил, и после этого, не дожидаясь подталкивания Вишневской, продекламировал стихи не из школьной программы:

«Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?» —

Он в упор посмотрел на Майорову. Та с удивлением смотрела на Михаила.

— Во даёт! — тихо сказал Мишкин классный руководитель. — За что же из класса выгонять?