Читаем Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний полностью

Начать, видимо, лучше с нейтральной страны. В начале нашего исследования мы уже говорили о Швейцарии, упомянув об отказе газеты Neue Zürcher Zeitung в 1933 г. избрать путь добровольной адаптации к режиму могучего соседа. Примеру этой газеты следовали не все, особенно во время войны, когда крохотная Швейцария превратилась в островок свободы, окруженный грозным морем фашистских армий. Тем не менее некоторые жители этой страны вели себя так, что можно предположить и у них эразмийские достоинства. Среди них — Жанна Эрш[248]. Она не была типичной швейцаркой. В 1910 г., когда она родилась в Женеве, ее родители находились в стране всего несколько лет. Отец приехал из Литвы, мать из (оккупированной Россией) Польши; оба были евреями. «В Швейцарии они хотели найти свободу, и недаром эта отличительная черта нашей страны больше всего трогает меня до сих пор». Падение царя было воспринято в семье как праздник; но после захвата власти большевиками праздничное настроение исчезло. Только тогда Жанне Эрш стало окончательно ясно, что она настоящая швейцарка, и прежде всего — женевка.

В университете Жанна изучала историю литературы, так как хотела быть (и стала) учительницей; позже добавила к ней свой любимый предмет — философию. Она уехала в Гейдельберг и начала учиться у Карла Ясперса, с которым поддерживала тесную связь вплоть до его смерти. Весной 1933 г. она — и она тоже! — отправилась во Фрайбург, «чтобы послушать Хайдеггера». Жанна слушала его, когда он, стоя на парадной лестнице Фрайбургского университета, произносил печально известную речь в честь погибшего бойца «фрайкора»[249] (и студента университета) Альберта Лео Шлагетера[250], объявленного мучеником: «Фрайбургский студент, пусть сила родных гор этого героя вольется в твою волю!» Зажатая в толпе среди людей, вскинувших руки в гитлеровском приветствии и распевавших: «Хорошо, когда из-под ножа брызжет еврейская кровь», Жанна Эрш внимала тирадам Хайдеггера.

«Я застыла без движения, опустив руки и сжав губы. Страшно не было. Мне никто не угрожал». Но в конце речи она чувствовала себя так, «будто по телу проскакал кавалерийский отряд. Я была совершенно разбита, хотя, подчеркну, ничего, ровно ничего не произошло. С одной оговоркой: противостоять в одиночку людской массе почти невыносимо физически».

Философией Хайдеггера Жанна Эрш не прельстилась. К «его магическим заклинаниям» она отнеслась скептично. Как и Ясперс, она признавала хайдеггеровский «дар метафизического вглядывания», но не видела в его трудах «адекватной экзистенциальной вовлеченности». Темы собственной философской работы Жанны Эрш были иными. Обе ее большие книги — «Иллюзия: путь философии» и «Бытие и форма» — посвящены тому, что она обычно называла «человеческим существованием». Она видела и признавала разрозненное многообразие мира, считала вполне возможным принимать жизнь с ее конфликтами, но в своем философском поиске более всего интересовалась связью, соединяющей вещи, их «единством». Она находила такое единство в «материи», преобразуемой людьми, и тем самым в «форме», которую мы придаем разнородным вещам. Воплощением утраченного единства было для нее произведение искусства.

Жанна Эрш, однако, не была «ежом» в понимании Исайи Берлина — она была «лисой». Она написала роман и вынашивала другие литературные замыслы; прежде чем стать университетским профессором, она преподавала в гимназии и делала это с увлечением; она перевела труды Ясперса и других философов на французский; писала статьи и выступала с докладами; занималась политической деятельностью. При этом Жанну всегда интересовала единственная, великая тема — свобода. Свобода, говорила Жанна, находится не только в центре ее философии, но и в центре ее самой, «потому что именно свобода делает человеческое существование чем-то неповторимым, тем, что в нем больше всего заслуживает любви». Она понимала свободу точно и строго, в полном соответствии со смыслом «негативной» свободы Исайи Берлина. «Меня не одурачат те, кто предлагает отказаться от демократических свобод, променяв их на социальную справедливость или на какие-то другие, „осязаемые свободы“».

Эта последовательная трактовка понятия свободы была тем более значима, что Жанна Эрш всегда причисляла себя к «левым» и в 1939 г. вступила в женевское отделение социалистической партии. (Впрочем, она оговорила свое членство определенными «условиями и ограничениями» — и порвала с социалистами, когда женевцы заключили тактический союз с коммунистами.) Отвечая на вопрос о ее понимании социализма, Жанна всегда начинала с защиты «демократической свободы». Она означает столь же решительное сопротивление «коммунистическому соблазну», как и «соблазну фашистскому». Свобода, однако, предполагает определенную цель: социальную справедливость. Иногда Жанна говорила о «свободе ради социальной справедливости», но при этом неизменно подчеркивала, что без свободы справедливости не бывает — альтернативой может быть только «отсутствие свободы и отсутствие социальной справедливости».

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги