Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний

Ричард Кроссман, сестры Митфорд и Джордж Оруэлл составляют, таким образом, крайне разнородное трио. Но все они, каждый на свой лад, показывают, чем оборачиваются соблазны несвободы в стране, которая к ним невосприимчива. В случае Ричарда Кроссмана эти соблазны, самое меньшее, закалили характер «благополучного островного англосакса, настроенного антикоммунистически». Именно так, мы помним, описывал глубоко неортодоксального депутата-лейбориста — по британским меркам, радикала — Артур Кёстлер. Ричард Кроссман, писатель и политический деятель (он родился в 1907 г. и получил «классическое» школьное и университетское образование в Англии), сам задавался вопросом, почему его абсолютно не тревожили соблазны несвободы. «Почему чары коммунизма не находили во мне внутреннего отклика?» Причиной, отвечает Кроссман в специфической английской манере, была его sheer nonconformist cussedness («или, если угодно, гордость»). Перевести это словосочетание нелегко. В Англии слово «нонконформизм» указывает, среди прочего, на независимые церкви, расходящиеся с государственной церковью ничуть не меньше, чем с Римом; cussedness же означает не просто упрямство (как можно узнать из словаря), но и задиристость, которая никому не дает спуску. «Для меня не существует папы — ни духовного, ни светского!» — добавляет Кроссман. То же, кстати, можно было сказать о его друге Стивене Спендере, который пару месяцев числился в коммунистической партии. Кроссман дополняет сказанное общим описанием эразмийской страны:

Как нация мы, британцы, в чересчур большом количестве производим еретиков: стоит появиться непогрешимому учению, выясняется, что у нас непропорционально много уклонистов. Генрих VIII, с поправкой на эпоху, по сути был предшественником титоизма.

Тито считался в свое время «протестантом» и нонконформистом, заметно выделявшимся среди твердокаменных сталинистов.

С присущей ему cussedness Кроссман критиковал и лейбористскую партию, которая, несмотря на это, его ценила; в остальном он всегда оставался типичным англосаксонским антифашистом и антикоммунистом. Он, впрочем, чувствовал, что живет в опасные времена. «Дьявол когда-то жил на небесах, и тот, кто дьявола не видел, при встрече едва ли отличит его от ангела». Иными словами, знать о соблазнах, с которыми англичане у себя в стране раньше не сталкивались, никому не помешает, полагал Кроссман. Поэтому он считал важным прислушиваться к тому, что говорят эмигранты и перебежчики.

Некоторым, однако, этого было недостаточно. Эразмийская страна, при всей ее nonconformist cussedness, казалась им слишком пресной. Они хотели все знать доподлинно, хотели изнутри понять суть схватки, в которую были вовлечены другие. Крайне озадачивающий пример причудливых путей, на которые может завести поиск соблазнов или, лучше сказать, маниакальное к ним влечение, дает семейство лорда Редесдейла, известного под гражданским именем Митфорд.

У второго лорда Редесдейла, сравнительно мирного обывателя, о котором история умалчивает, было шесть далеко не мирных дочерей; все они, хотя не были публичными интеллектуалами в строгом смысле слова, производили в обществе фурор и, кроме того, писали книги, в основном романы, полные намеков на интимную жизнь членов семьи. Наиболее одаренной была старшая, Нэнси Митфорд, родившаяся в 1904 г. Романы Нэнси «Любовь в холодном климате» и «Noblesse oblige» принесли ей литературную известность не только в Англии, но и за границей. Она, кстати, отличалась наиболее эразмовским складом характера среди сестер, из которых две следующие, Памела (род. в 1907 г.) и Диана (1910), появились на свет в интересующем нас десятилетии. За ними последовали еще три: Юнити (1914), Джессика (1917), чаще называемая Деккой, и Дебора (1920).

Бурная жизнь сестер Митфорд началась рано и с самого начала была политически окрашенной. В начале 1930-х гг. Диана, Юнити и Декка, надо полагать, едва ли много смыслили в политике. Но уже в это время посетители имения Редесдейлов сообщали следующее: «Лишь только гость вступал в прихожую, Юнити и Декка подлетали с вопросом: „Вы фашист или коммунист?“ Когда молодой человек отвечал: „Ни тот ни другой, я демократ“, они дружно восклицали: „Тряпка!“ и теряли к нему всякий интерес». Эразмийством в этом семействе не пахло!