Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Мы едва дождались конца обеда, который продолжался с 11 часов утра до 4 вечера, и ушли, оставив других дослушивать пьесу и наслаждаться беседой. К большему удовольствию нашего гостя – китайца, нас никто не остановил у выхода и пропустили с уважением, как иностранцев, как русских. В Пекине, однако, нетрудно поколотить кого-нибудь; стоит нанять людей, собственно этим ремеслом занимающихся, и вашего врага изобьют сколько душе угодно. Обыкновенно платят по два рубля ассигнациями такому ремесленнику, не столько за работу, скажет вам китаец, сколько за риск: ему самому часто порядком достается. Если хотят кого поколотить на славу, то нанимают трех и даже четырех человек. Но и в самых этих побоях проявляется человеколюбие китайцев, как очень хорошо изъясняют эту мудрую меру китайцы. Наемные люди, говорят они, не возбуждены чувством мщения или другой страстью, и потому исполняют свое дело хладнокровно, систематически, не доводя его до крайности; притом же, порядочному человеку предосудительно предаваться гневу или другой страсти. Рассуждение, как видите, клонится к тому, что гораздо лучше нанять другого поколотить своего врага, чем самому драться с ним; во всяком случае, это безопаснее. Бедный человек, конечно, отвечает сам за себя. Иногда китайцы наклеивают на стенах нечто в роде пасквилей, и, несмотря на бдительность китайской полиции, эти пасквили, между множеством афиш и объявлений, которыми покрыты стены, остаются довольно долго незамеченными. Но вот самый необыкновенный и едва ли не одним китайцам свойственный способ наказать своего неприятеля. Нанимают мальчишек, еще не достигших того возраста, в котором отвечают перед судом за нанесенную обиду. Мальчишки бегают по городу в течение всего дня, и бранят того, кого им поручено обработать. Иногда рассказывают о нем целые истории, вымышленные или справедливые – кто их знает! Разумеется, если кто из них попадется в руки будочников, или тех, кого он бранит, то его порядком прибьют; но тем и кончится; а для китайца это нипочем. Есть другого рода вестовщики в Пекине: часто, проходя по улицам, мы встречали людей до того оборванных, что тело их, казалось, служило вешалкой для просушки различного рода лохмотьев, а уж вовсе нельзя было подумать, чтоб лохмотья предназначались для какой-нибудь цели их телу. Люди эти что-то распевали, и мы сначала принимали их за нищих, но вскоре заметили разницу в напеве, а главное, увидели пучки бумаги у них в руках: оказалось, что это продавцы всяких историй, случающихся в Пекине. Сами ли они пишут, или разносят писанное другими – не знаю; только дорогою они рассказывают все эти истории довольно заманчиво и умеют остановиться на интересном месте, чтоб завлечь покупщика купить листок, который стоит не дороже трех или четырех коп. Таким образом, воровство, любовные похождения, наказание палками, делаются в тот же день известными всему городу. Эти листки в некоторой степени заменяют газеты, которых нет в Китае; официальная же Пекинская Газета, разумеется, не занимается ничем, кроме издания указов, докладов, или печатания объявлений о представлении ко двору.

Глава VII

Смерть китайской императрицы; перенесение гроба в Хайтен. – Манифест и церемониал.

Случай, или нечто другое, чего мы не постигаем, часто оправдывает самые странные поверья, которые, после таких осязательных опытов, растут сильнее и расстилают свою густую тень над суеверным народом. В Пекине толковали, что скоро быть беде: пожар внутри дворца и потом цяньминской башни служил для жителей столицы явным предзнаменованием беды. Действительно, не прошло и двух недель после этих пожаров, именно 11-го января, на третий день переезда богдоханской фамилии из загородного дворца в Пекин, умерла Тай-хоу, императрица-мать, а на другой день жена старшего сына Хуан-ди.

Безусловная, рабская покорность сына к родителям и власть последних над сыном имеют одинаковую силу в семействе поселянина и в семействе богдохана. Из этого непреложного закона, основы всего нравственного и политического законодательства в Китае, никто не исключается, и потому, хотя при жизни, старуха Тай-хоу не имела большого влияния на государственные дела, однако ей отдавались все почести, должные матери Сына Неба, и в этом случае Хуан-ди был только первым исполнителем своих обязанностей: лишась трех жен, он не мог возвести в достоинство Хуань -хоу, одну из классных наложниц. Китай оставался без матери, что поставляло в большое затруднение китайцев; и, действительно, каким образом империя будет существовать сиротой?

Я уже заметил, что богдохан не питал к матери нежных чувств сына. По крови он и не был ее сыном. Он по закону должен был признать матерью жену своего отца.