Собственные записки. 1835–1848

Приказание мною было отдано, и 11-го числа было выведено к 10 часам в строй 28 батальонов и 32 орудия. Государь приехал в назначенный час и приказал мне отдать рапорт эрцгерцогу, который с ним ехал. Его величество объехал все три линии и с сердцем заметил мне, что в одном батальоне Белостоцкого полка знаменщик держал знамя обеими руками перед собою, что барабанщики были построены в две шеренги, тогда как их надо строить в три, когда их больше девяти. Других замечаний не было. Войска имели очень хороший вид. Знаменщик подхватил знамя другой рукой, вероятно, оттого, что тогда дул сильный ветер, который рвал у него знамя с плеча; сказанное же правило о барабанщиках, сколько помнится, в уставе относится только к построению караулов. Из сего начала можно было предвидеть, что конец не будет хорош. Начался церемониальный марш, все происходило в порядке и тишине, без всякой суеты прошли по дивизионно и сомкнутыми полковыми колоннами. Я с удовольствием видел успехи, сделанные войсками со времени отъезда моего в Вознесенск: люди были бодрые с духом, равнялись хорошо, ошибок не было ни в построениях, ни в массах; но были некоторые небольшие недостатки, которые везде случаются, а еще более в войске, которое все лето занимается почти бессменно работами. Белостоцкий полк прошел даже отлично; но не суждено было нам понравиться. Государь стал сердиться уже с появлением первого полка, говоря, что шаг короток, и показывал рукой знак, дабы подвигались быстрее; но шаг был законной меры и длины, и нельзя было под шум музыки и барабанов вдруг переменить в целом полку размер шага, а если бы и удалось сие сделать в иных частях, то мог от того последовать беспорядок. В одном из полков свалилась с солдата каска и осталась на самом месте прохождения. Я радовался, видя сие: ибо беда небольшая была, что каска свалилась, а инструмент сей свидетельствовал перед государем, что мы его носим тогда, как сего не делается во всей армии; но государь, заметивши на другом солдате, что черенок лопатки отвалился от плеча, сказал мне с гневом:

– Даже и этого не умеют пригнать порядочно. Смотри! – сказал он, показывая на лежавшую каску.

Я вспомнил, что на Вознесенском смотру место прохождения было покрыто свалившимися котлами, помпонами и другими вещами, между коими лежала и одна офицерская шляпа, на которую фыркали все лошади; нестроевые бросались подбирать их, флигель-адъютанты разгоняли их. Но государь тогда не сердился за растерянные вещи, а только на нестроевых.

В числе ошибок было то, что несколько дивизионов утратили дистанции, и что один батальонный адъютант отбежал далеко от музыкантов. Приказано было арестовать одного из ротных командиров. Впрочем, по дивизионно прошли почти все хорошо, и государь многих благодарил. Полковыми колоннами также прошли хорошо, исключая Люблинского полка, который ослаб от большого числа лихорадочных, вдруг появившихся в нем вследствие пребывания полка сего на работах в нездоровом месте, в Инкермане[73]. Государь заметил только, что у них болезнь написана на лицах: я отвечал, что полк больной.

При построении по второму прохождению полковых колонн, он приказал мне вывести 13-ю дивизию на новую линию и остановиться, что и было сделано; между тем 15-я строила свои колонны, а за ней строилась артиллерия. Все сие происходило в порядке и тишине, но ко мне прискакал от государя Адлерберг сказать, что его величество недоволен беспорядком, происходившим в 15-й дивизии. Я взглянул в ту сторону; все исполнялось как должно, и я отвечал, что не замечаю беспорядка никакого.

– Да они не построены еще в колонны, – сказал он.

– Строятся, – отвечал я, – и сейчас кончат построение.

– А артиллерия?

– Артиллерия строится, а если прежде окончания тронуть с места, то построится и рысью.

– Следовательно, у вас все готово?

– Готово, – отвечал я.

И все было в наилучшем виде на своем месте.

Говорят, что государь крикнул, не сходя со своего места, на 15-ю дивизию: «Скоты! Колонн не умеют построить!» Но я не слыхал сего и не знаю, что к тому могло служить поводом.

Во время смотра государь сидел все время верхом, отвернувшись от меня. Он подзывал к себе дивизионных начальников и командиров Белостоцкого и Литовского полков, с коими говорил, казалось, без угроз. Полковников он благодарил. Данненбергу сказал, что он офицер старой школы и все это знает, а потому и учить его нечего, что войска его отчасти порядочны, впрочем, очень плохи. Кажется, что почти то же самое сказано было и Соболевскому. Так как государь благодарил многие дивизионы и полки по одиночке, то я полагал, что смотр был довольно удачен, но разуверился в том, когда государь, отъезжая, сказал мне с сердцем, что гаже этих войск нет во всей русской армии. Впрочем, во все время проезда государя по местам расположения корпуса, он разно говорил о войсках: иногда сказывал, что он знал о слабом состоянии войск 5-го пехотного корпуса, но не полагал их найти расстроенными до такой степени; другой раз говорил он, что находит войска сии в лучшем виде, нежели он ожидал.